А.С. Касиян. «Россия и Норвегия, 1905—1914 гг.: становление дипломатических отношений»

Важно отметить, что помимо норвежцев от берегов Мурмана (Айновы острова, полуостров Рыбачий и др.) с богатой добычей часто возвращались английские траулеры. Для пресечения наплыва иностранных браконьеров в апреле 1909 г. российский МИД обратился к консульствам Империи в 14 европейских и британских городах Северного моря с просьбой информировать Министерство о попытках незаконного промысла на российской территории. Власти девяти городов (в том числе Христиании и Хаммерфеста) выразили готовность помочь царскому правительству Российские консулы в Норвегии, однако, подчёркивали трудность получения достоверных сведений, так как норвежская таможня не всегда регистрировала промысловые экспедиции, а вице-консулы южных и западных городов Норвегии нередко были лично «заинтересованы в рыболовных предприятиях».

Столичная российская пресса также не обошла стороной проблему охраны территориальных вод от иностранных «хищников». «Бакан» с горькой иронией сравнивался с оффенбаховскими жандармами из-за его феноменальной способности «являться тогда, когда хищнические суда не только выловили, но даже успели продать пойманную рыбу и зверя».

«Бакан» пытались заменить другим транспортом, но замены не последовало даже после резолюции Николая II в 1908 г. Более того, после рассмотрения вопроса в Совете Министров в 1910 г. «Бакан» совершил опасное плавание от западных берегов Новой Земли до самой северной точки архипелага — мыса Желания, проведя попутно серьёзные научные исследования. Видимо, причины неэффективности «Бакана» коренились вовсе не в его неспособности из-за слабости судового двигателя преследовать и настигать браконьеров, а в простой невозможности делать это в одиночестве на обширной территории (длина береговой линии Мурмана составляла 1340 верст*). При этом нужно учитывать, что «Бакан» ежегодно тратил больше месяца на путь от места своего постоянного базирования на Балтике до Мурмана.

В качестве подтверждения того, что «Бакан» не справлялся с возложенной на него задачей, можно привести один из примеров добровольной, но незаконной помощи местных российских властей и рыбаков патрульному судну. Так, летом 1913 г. норвежская моторная шхуна «Фискен» из г. Тромсё была задержана русским пароходом «Трифон» за лов наживки вблизи Мало-Немецкого становища в Печенгском заливе.

Когда 9 марта 1914 г. сторожевой транспорт по пути из Либавы в Александровск сел на мель Квальбаккен близ Леки, в 5 — 6 морских милях к северу от Рёрвика*," его гибель казалась неминуемой. Но и тут, благодаря норвежской компании «Norsk Bjergnings kompanie», незаменимый «Бакан» удалось спасти за 30.000. руб. Дополнительный ремонт раритетного транспорта обошёлся казне в 10.974 кроны 35 ёре (в начале XX в. 1 норв. крона=0,54 руб.). На наш взгляд, сам факт оказания помощи по восстановлению патрульного судна, охранявшего русские территориальные воды от норвежских браконьеров, норвежской же компанией, свидетельствует о неэффективность деятельности «Бакана». Кроме того, норвежская фирма смогла заработать на ремонте неплохие деньги (за 40.000 норвежских крон в то время можно было купить отличное моторное судно) и продемонстрировать свою лояльность в борьбе с браконьерством.

Обновлённый «Бакан» благополучно завершил своё последнее патрулирование мурманского берега, обойдя его с 5 апреля по 15 мая семь раз, преодолев 2.000 миль за 36 дней хода и восемь якорных дней. При этом была арестована норвежская шхуна «Урте», промышлявшая в русских водах «при содействии фиктивного владельца, русского колониста». По нашим данным, это едва ли не единственный случай успешного выполнения «Баканом» своей задачи за всю 17-летнюю деятельность.

Таким образом, анализ ситуации на морской границе между Россией и Норвегией в начале XX в. приводит нас к заключению о повышенном внимании к региону со стороны архангельского общественного мнения, российских консулов в Северной Норвегии и определённых лиц в российском правительстве. Однако причины их интереса были различны. Если представители местного предпринимательства и северо-норвежские консулы были озабочены частными аспектами экономического развития Мурмана, значительно уступавшего соседнему Финнмарку, то центральные власти делали акцент на военно-стратегическое значение края как части Империи. В этой связи норвежцы (наряду с англичанами) своей активностью в русских территориальных водах, с одной стороны, лишали мурманские рыбные промыслы шансов на развитие, а с другой — нарушали морскую границу российского государства. С целью пресечь норвежское браконьерство, начиная с 1890-х гг., проводилось регулярное патрулирование российских территориальных вод. Тем не менее, судя по отзывам современников, единственное российское охранное судно не справлялось с возложенной на него задачей, во-первых, из-за несовершенства инструкции капитану и команде, во-вторых, по причине физической невозможности эффективно контролировать столь обширный регион.

Нам известно, что на рубеже XIX—XX вв. норвежские власти также столкнулись с проблемой вторжения британских промысловых траулеров в территориальные воды своего государства, но действовали они намного решительнее российских, не побоявшись натянутых отношений с Великобританией. Более того, норвежское правительство под давлением депутатов стортинга, представлявших интересы северо-норвежских рыбаков, сознательно не ограничивало промысловую активность своих граждан в чужих территориальных водах, в том числе российских.

Таким образом, анализ российско-норвежских отношений на Севере в конце XIX — начале XX вв. позволяет выделить три взаимосвязанных уровня взаимодействия, локальный — контакты местного населения (саамы, колонисты, поморы, северо-норвежские рыбаки), региональный — их трактовка местными властями (архангельской и финнмаркской администрацией) и центральный — восприятие первых двух уровней с точки зрения государственных интересов (правительства и МИД России и Швеции (Норвегии)).

С российской стороны вмешательство центральных властей в локальные и региональные вопросы было минимальным, поскольку они целиком находились под контролем местных властей, которые иногда, как в случае с колонистами, проводили собственную, отличную от официальной линии, политику. Центральные норвежские власти в связи с политикой консолидации сухопутных границ и экспансией в территориальных водах внимательнее, чем русские, относились к нуждам своих саамов и северных рыбаков. Разногласия между региональными и центральными властями Норвегии наиболее ощутимы в вопросах о поморской торговле и морской границе, поскольку в начале XX в. молодое норвежское государство вынуждено было контролировать традиционную, не знавшую границ, промысловую активность населения северных областей, чтобы не провоцировать великие державы (прежде всего Россию и Великобританию) на применение военной силы.

<< Предыдущая страница   [1] ... [14] [15] [16] [17] [18][ 19 ] [20] [21] [22] [23] [24] [25] ...  [58]   Следующая страница >>