А.С. Касиян. «Россия и Норвегия, 1905—1914 гг.: становление дипломатических отношений»

Если резюмировать рассмотренные в данной главе четыре проблемы с учётом трёхуровневой структуры российско-норвежских отношений, то можно констатировать следующее. Во-первых, последствия разграничения 1826 г. в контексте событий начала XX в. для российских и норвежских центральных властей рассматривались как сугубо локальный вопрос, отданный на откуп северным регионам. Во-вторых, норвежские колонисты на Мурмане из-за своей малочисленности фактически не представляли никакой национальной угрозы краю, и тем более Империи. Напротив, они могли служить достойным примером неорганизованному русскому населению. В-третьих, российско-норвежская (поморская) торговля являлась важным компонентом норвежской экономики в целом и экономики северо-запада России. Её позитивное восприятие на локальном уровне, несмотря на противоречивые оценки на уровне региона, создало прочную базу для российско-норвежских дипломатических отношений. В-четвёртых, незаконный промысел норвежцев в российских территориальных водах в начале XX в. получил резонанс на всех уровнях отношений, локальном, региональном и центральном, поскольку затрагивал не только промысловые интересы местного населения, но и внешнеполитические интересы двух государств на Севере.

Глава 2. Влияние российской дипломатии на внешнюю политику Норвегии (1905—1914 гг.) §1. Происхождение, эволюция и интерпретации мифа о «русской угрозе» Норвегии в российской и норвежской историографии.

Согласно теории норвежского историка У. Ристе, внешнюю политику Норвегии накануне и во время Первой мировой войны можно сравнить со шкатулкой, имевшей «двойное дно» ("dobbel bunn"). Иными словами, под лозунгами мира и нейтралитета, за международно-правовой деятельностью, определявшими суть норвежской внешней политики в начале XX в., скрывалась непоколебимая вера норвежцев в так называемые «британские гарантии» ("den britiske garanti").

Под британскими гарантиями Норвегии в период 1905—1914 гг. (и в дальнейшем, вплоть до Второй мировой войны) в норвежской историографии подразумевается лежавшая в основе норвежского внешнеполитического курса доктрина, согласно которой Великобритания имела военно-стратегический интерес в защите норвежской территории от покушений таких государств как Швеция, Россия и Германия. В то же время анализ современных историков роли Норвегии в британской «великой стратегии» выявил асимметричность британско-норвежских отношений. В начале XX в. Норвегия, несмотря на своё важное географическое положение с точки зрения обеспечения британского контроля над Северным морем, что в свою очередь позволяло влиять на ситуацию на Балтике, имела вторичное значение для внешней политики Великобритании, стремившейся в первую очередь сохранить статус великой морской державы".

Раскол во внешнеполитической ориентации Швеции и Норвегии наметился ещё в 1860-х гг. в связи с обострением Шлезвиг-Голштинского вопроса, в котором Оскар I поддерживал Данию, а норвежское правительство настаивало на невмешательстве. Германофильские настроения взошедшего на трон шведского монарха Оскара II (1872—1905) положили конец периоду пробританской и профранцузской политики Соединённых Королевств и усилили разногласия Норвегии и Швеции относительно внешнеполитического курса. Норвегия, жизненные интересы которой были тесно связаны с морскими перевозками, по-прежнему зависела от британского военно-морского флота, контролировавшего важнейшие торговые пути, проходившие через Северное море. Кроме того, Великобритания являлась основным торговым партнёром Норвегии (см.: Гл.1, §3). Экономическая зависимость подкреплялась симпатиями свободолюбивых норвежцев к английскому парламентаризму и неприятием германского консерватизма с его властным кайзером и жёсткой цензурой.

Отдавая должное Германии как «учителю в религии, науке, искусстве, промышленности и торговле», норвежская нация, по завещанию Б. Бьёрнсона (1896 г.), повернулась лицом к Великобритании, от которой зависели как её экономическая стабильность и развитие, так и внешнеполитическая безопасность.

Согласно мнению Р. Берга, «немецкая опасность» имела для Норвегии косвенный характер, так как только в случае шведско-германского или русско-германского сотрудничества норвежские интересы могли оказаться под угрозой. Причём, если в случае первой комбинации угроза была направлена исключительно против Норвегии, то второй вариант представлял опасность для всей Скандинавии, поскольку теоретически мог привести к реализации идеи Вильгельма II о скандинавской конфедерации под немецким протекторатом и к передвижению на запад русско-норвежской границы 1826 г. Последнее предположение Р. Берга кажется нам маловероятным, поскольку центральные российские власти были удовлетворены разграничением (см.: Глава 1, §1), а у Германии в случае установления тотального контроля над Скандинавией вряд ли возникла бы потребность в подобных действиях.

Важным стимулом для формирования норвежской политики безопасности на рубеже XIX—XX вв. являлся фактор «русской угрозы». Страх норвежцев вперед Россией предположительно уходит своими корнями в первую половину XIX в. и имеет два основных источника: Великобританию и Швецию. В западной и отечественной литературе выделяется два главных аспекта проблемы: опасность захвата Россией незамерзающей гавани в Финнмарке (отправной пункт в эволюции идеи о «русской угрозе») и занятие Северной Норвегии выходцами из Великого княжества Финляндского (так называемая «финская угроза»). Нелегальная деятельность русских революционеров в Вардё также создавала определённую напряжённость в российско-норвежских отношениях, но не имела столь серьёзного влияния на общий характер межгосударственной дипломатии, как это иногда подчёркивалось в советской историографии. Рассмотрим версию о российском намерении захватить незамерзающую гавань на норвежской территории и покажем, как она последовательно опровергается современными историками.

Согласно принятой в западной историографии точке зрения норвежско-американского исследователя П. Кнаплунда, мысль о «русской угрозе» Норвегии впервые была сформулирована британцами в 1830-х гг. и связана с именами шотландского путешественника С. Лэйнга (Samuel Laing) и британского консула в Финнмарке, позже генерального консула в Норвегии, Дж.Р. Крау (John Rice Crow). В своих донесениях министру иностранных дел лорду Пальмерстону за 1836—1837 гг. Дж. Р. Крау утверждал что, после завоевания Финляндии Россия сделала первый шаг к Северному Ледовитому океану, и что норвежская провинция Финнмарк могла разделить судьбу Финляндии, если не принять необходимые меры. Консул впервые озвучил идею создания «барьера против российской экспансии на Запад» для предотвращения выхода России к Мировому океану, что могло угрожать морскому могуществу Великобритании. Мысль эта была доведена до логического завершения в Ноябрьском трактате 1855 г.

<< Предыдущая страница   [1] ... [15] [16] [17] [18] [19][ 20 ] [21] [22] [23] [24] [25] [26] ...  [58]   Следующая страница >>