А.С. Касиян. «Россия и Норвегия, 1905—1914 гг.: становление дипломатических отношений»

Аргументация британцев начала XIX в. строилась на убеждении, что Россия, стремившаяся к Мировому океану, якобы не имела собственных незамерзающих гаваней на Севере. Эта аксиома в свою очередь базировалась на вере в существование резкой климатической границы между побережьем Финнмарка с его незамерзающими фьордами и Мурманом, покрытым льдом 7—8 месяцев в году. В 1867 г. норвежский языковед и этнограф Я.А. Фриис, совершивший поездку на Кольский полуостров и в Карелию, опроверг это утверждение. О существовании незамерзающих гаваней на Мурмане морское командование царской России знало ещё в конце XVIII в., а благодаря гидрографическим исследованиям Кольского залива Ф.П. Литке и М.Ф. Рейнеке в 1820—1830-х гг. этот факт был научно обоснован. Тем не менее, для практического использования незамерзающего порта требовалось соединить берег Баренцева моря железнодорожной веткой с остальной Россией, что в условиях неразвитости железнодорожной сети на Европейском Севере России в 1880—1890-х гг. экономичнее было сделать, продлив Финляндскую линию Санкт-Петербург — Оулу до Торнео (на шведско-финской границе), а оттуда до Мурманского побережья (см.: Приложение № 5).

Данную идею, одобренную Александром III и горячо подержанную С.Ю. Витте, видевшими в ней колоссальные возможности для экономического развития Мурмана, принял и финляндский сейм. Тем не менее, в ходе заседания специальной комиссии под руководством заместителя министра путей сообщения Н.П. Петрова в Петербурге в 1894 г. план строительства железной дороги на северо-западе России через территорию Финляндии решено было отложить по финансовым и военно-стратегическим соображениям.

По-мнению И.П. Нильсена, ссылающегося в свою очередь на работу финского историка Т. Полвинена, истинной причиной отклонения инициативы стали подогревавшиеся националистически настроенной русской прессой опасения морского руководства Империи относительно планов финского руководства по использованию ветки Оулу-Торнео в собственных военно-стратегических целях. В итоге, несмотря на то, что уже в конце XIX в. Европейский Север России был фактически признан российскими властями экономически и стратегически важным регионом, о чём свидетельствует, в частности, история строительства порта Александровска на Мурмане (см.: Гл.1, §4), его развитие было отложено вплоть до начала Первой мировой войны.

Влияние английского «классического» варианта «русской угрозы» на норвежское сознание усиливалось внушением исконного шведского страха перед Россией. Имевший ещё более древние корни, чем британский, он, вероятно, восходит к событиям 1709 г., когда с поражением под Полтавой пало шведское великодержавие, а потеря Финляндии в 1809 г. укрепила традиционную шведскую русофобию. Наряду с британской версией о российской экспансии с севера в Швеции была популярна теория «центральной обороны», согласно которой следовало готовиться к удару России с Балтики по центральным районам Швеции и столице страны.

В высказывании начальника шведского Генерального штаба барона A. Panne о России (1892 г.) можно отчётливо увидеть, как к прежним британским «геополитическим» аргументам примешивались опасения шведов за безопасность собственного государства. «Страна такого географического масштаба и экономических возможностей [Россия — А.К.] обречена в будущем, как это и было в прошлом, искать новые выходы к морям. Отныне её устремления — в политике выхода к Индийскому океану и в экспансии в области Тихого. Вскоре Россия с неизбежностью обратится на северо-запад, в сторону путей к Атлантике. Строящаяся на Севере Норвегии железная дорога соединит Ботнический залив с Атлантикой и в перспективе откроет прямой и лёгкий путь для русской экспансии в этом направлении. Рыбные богатства и запасы железной руды делают Северную Норвегию и Швецию особенно привлекательными для царского правительства. Рассчитывать на поддержку других великих европейских держав Швеции не приходится: Великобритания и Германия слишком заняты борьбой за мировое господство, чтобы обращать внимание на то, что там происходит с какими-то второстепенными странами неподалёку от Северного полюса».

Современные учёные ищут объяснения страха скандинавов перед Россией на рубеже XIX—XX вв. во внешней и внутренней политике Швеции. В период 1880—1914 гг. рост расходов на оборону в Соединённых Королевствах (с 1 / 3 до Vi бюджета) требовал весомых доводов для общества, например, в виде «внешнего врага». Лозунг «защиты отечества от опасности» был выгодным инструментом в руках шведских «правых» («хёйре») в борьбе за власть. Сказывалось культурное и внешнеполитическое влияние Германии с начала 1870-х гг. По-мнению Г. Оселиуса, понимание беспочвенности опасений относительно «русской угрозы» в северной Скандинавии, не мешало правящим кругам Швеции поддерживать идею нападения с Востока как стимул для мобилизации шведского общества. Кроме того, чёткий образ внешнеполитического противника помогал Швеции определить собственное место среди европейских держав.

В период шведско-норвежских противоречий «русская угроза» использовалась шведскими властями для запугивания Норвегии и удержания её в рамках унии. Тем не менее, норвежские военные круги в целом разделяли шведские опасения, что подтверждается активным шведско-норвежским сотрудничеством с целью обороны на севере и юге Соединённых Королевств и заключением в 1904 г. соглашения между Генеральными штабами армий Швеции и Норвегии. Несмотря на то, что данное соглашение из-за распада унии не имело практического значения, норвежцы сохранили надежду на военную поддержку Швеции в случае внешней угрозы (так называемые «шведские гарантии»), что воплотилось в идею о Скандинавском оборонительном союзе накануне Первой мировой войны.

Представители норвежских «левых» («венстре»), далёкие от милитаризма консерваторов, пытались использовать шведский страх перед Россией в своих интересах. Так, осенью 1890 г. Б. Бьёрнсон и В. Улльман выступили с предложением предоставить России одну или несколько незамерзающих норвежских гаваней и позволить провести к ним железнодорожную ветку, при условии, что норвежские власти смогут контролировать эти объекты. Б. Бьёрнсон был убеждён, что Швеция, ведомая старым страхом перед Россией и надеждой вернуть Финляндию, готова примкнуть к Тройственному союзу и втянуть в него Норвегию, которая стремилась сохранить с Россией мирные отношения, избегая, тем не менее, открытого союза. Статьи подобного содержания известного норвежского поэта и общественного деятеля появились в «Петербургских ведомостях» в 1896—1898 гг., но, вероятно, не оказали серьёзного влияния на общественное мнение России и царскую дипломатию.

<< Предыдущая страница   [1] ... [16] [17] [18] [19] [20][ 21 ] [22] [23] [24] [25] [26] [27] ...  [58]   Следующая страница >>