А.С. Касиян. «Россия и Норвегия, 1905—1914 гг.: становление дипломатических отношений»

По мнению Т. Матисена, позиция российского правительства объяснялась реалиями европейской политики, согласно которой в случае закрытия Балтийского моря германским флотом Российской империи требовался другой надёжный выход в Мировой океан, для чего якобы идеально подходил Варангер-фьорд. В МИД России, согласно Т. Матисену, ссылающемуся на шведские источники, обсуждался вариант, согласно которому предполагалось отказаться от русских претензий на Шпицберген в пользу Швеции (Норвегии), чтобы получить в качестве компенсации северонорвежский незамерзающий порт, что в свою очередь потребовало бы пересмотра границы 1826 г.

Подобные расчёты российской дипломатии в 1870-х гг. нам представляются сомнительными. Как уже было показано выше (см.: Глава 1, §1 и Глава 2, §1), в этот период центральные российские власти, во-первых, были осведомлены о наличии незамерзающих портов на Мурмане, во-вторых, в отличие от региональных властей, считали результаты разграничения 1826 г. удовлетворительными и не стремились к их пересмотру.

Учитывая ответы государств, поддержавших шведскую инициативу по учреждению колонии в научных целях на Шпицбергене в 1871 г., а также позицию норвежского правительства и оговорки российской стороны, руководство МИД Соединённых Королевств ограничилось «частичной колонизацией» Шпицбергена. В результате между заливами Билле-фьорд и Диксон-фьорд на мысе Турсен (западный Шпицберген) была основана колония шведской промышленной компании «Исфьорден» площадью в 4 кв. мили для научных исследований и разработок природных ресурсов Шпицбергена.

В норвежской историографии нет единогласия в вопросе о том, насколько серьёзными были планы аннексии архипелага, и стоит ли на данном этапе различать шведскую и норвежскую арктическую политику. Тем не менее, исследователи сходятся во мнении, что именно твёрдая позиция России и отказ норвежского правительства в ответ на шведское предложение о суверенитете сделали его реализацию невозможным.

Научная деятельность на мысе Турсен прекратилась вследствие трагического инцидента в 1873 г. Тем не менее, шведско-российская дипломатическая переписка 1871—1872 гг. имела серьёзные международные последствия. Дипломатическое руководство Российской империи и Соединённых Королевств Швеции-Норвегии пришли к соглашению, согласно которому международно-правовой статус Шпицбергена впервые официально обозначался как terra nullius, что стало отправной точкой для дальнейшего развития шпицбергенского вопроса.

С конца XIX в. полярный архипелаг стал своеобразным трамплином для достижения Северного полюса и отправным или транзитным пунктом многих полярных экспедиций, проходивших по СМП, иногда он и сам становился объектом исследования. Так, в 1898—1902 гг. на Шпицбергене работала уникальная шведско-российская экспедиция, организованная при сотрудничестве Шведской и Российской Академий Наук, и имевшая своей целью измерение дуги шпицбергенского меридиана для уточнения формы Земного шара. В результате 522 дней упорного труда были проведены сотни точнейших измерений, написаны десятки томов подробнейших расчётов и таблиц, собрана богатая геологическая коллекция и составлена самая точная на тот момент карта Шпицбергена.

Российское общественное мнение проявило большой интерес к судьбе архипелага уже на первых этапах обсуждения шпицбергенского вопроса. Так, в газете «Биржевые ведомости» за 1871 г. со ссылкой на европейские источники («Reform», «National Zeitung», «Aftonbladet») упоминалось о намерении шведского правительства «основать на Шпицбергене колонию с научной целью» и перспективой завладеть островами, а также о дипломатической ноте с соответствующим запросом России и другим заинтересованным государствам.

Одним из примеров внимания российской прессы к шпицбергенскому вопросу в последней трети XIX в. стала отразившаяся на страницах «Биржевых Ведомостей» полемика поборника интересов Русского Севера, купца М.К. Сидорова со шведским посланником в Санкт-Петербурге О. Бьёрншерной. М.К. Сидоров, доказывая историческую принадлежность Шпицбергена России, вынужден был согласиться с доводами О. Бьёрншерны о том, что правительство Империи «никоим образом не занималось судьбами этих островов», т.е. ни разу не заявляло официальных претензий на острова, не отправляло туда должностных лиц и не проводило крупных исследований в регионе. Подобное пренебрежение российских властей к Шпицбергену, по убеждению М.К. Сидорова, грозило, помимо утраты самого Шпицбергена с его полезными ископаемыми и промысловыми ресурсами, потерей контроля России над СМП и переходу его в руки иностранцев.

Священник Иоанн Елеазаровский, развивавший идеи М.К. Сидорова на страницах «Петербургской газеты» обратил внимание на разные подходы к шпицбергенскому вопросу русского купца и шведского посланника. Если М.К. Сидоров ориентировался прежде всего на исконные права северного русского населения (поморов), противопоставляя их интересы устремлениям центральных властей, то О. Бьёрншерна рассматривал вопрос с позиции внешне-экономических интересов Швеции-Норвегии и опирался на международно-правовые нормы того времени. В качестве критериев, позволявших государству аннексировать территорию Шпицбергена, священник называл право первого занятия, «многолетнее, бесспорное пользование» ресурсами архипелага и связанные с ним международные договоры.

В анонимной статье, опубликованной в «Биржевых ведомостях» за 1871 г., автор также попытался рассмотреть вопрос о Шпицбергене сквозь призму международного права. Обратившись даже к нормам римского права (!), журналист пришёл к заключению, что во второй половине XIX в. для получения «права действительного владения» территорией одного занятия было недостаточно, требовалось «фактическое ею пользование». В статье были сформулированы три необходимых условия для установления государственного суверенитета над территорией. Во-первых, предоставление убедительных доказательств в пользу владения данной территорией. Во-вторых, эта территория должна была быть res nullius или, ввиду особых обстоятельств, потерять своих прежних владельцев. В-третьих, требовалось наличие у претендующего государства возможностей (средств) владеть своим приобретением фактически. В публикации указывалось, что возможности фактического владения Шпицбергеном у России и Швеции (Норвегии) были одинаковы, но ставилось под сомнение правомерность применения понятия res nullius к архипелагу Шпицберген. Автор считал Шпицберген русской территорией, на том основании, что в титуле российского императора присутствовали слова «всея Северные страны повелитель», присвоенные Иваном III после покорения новгородцев Кроме того, на архипелаге имелись явные следы российской деятельности.

<< Предыдущая страница   [1] ... [35] [36] [37] [38] [39][ 40 ] [41] [42] [43] [44] [45] [46] ...  [58]   Следующая страница >>