А.С. Касиян. «Россия и Норвегия, 1905—1914 гг.: становление дипломатических отношений»

К началу Первой мировой войны вопрос о Шпицбергене оставался открытым. По итогам двух конференций северных государств 1910и 1912 гг. были составлены заключительные протоколы, согласно которым архипелагу присваивался международно-правовой статус terra nullius, нейтральной в военном отношении территории, и учреждалась основа внутреннего устройства во главе с российско-шведско-норвежской международной комиссией. Результаты российско-скандинавского сотрудничества были фактически сведены на нет третьей расширенной конференцией 1914 г., в ходе которой противоречия между государствами, в особенности между Россией и Германией, завели переговоры в тупик.

Р. Тамнес называет в качестве важного результата трёх шпицбергенских конференций выделение двух вариантов решения вопроса, «узкое решение» (российско-норвежско-шведский кондоминиум) и «широкое решение» (интернациональный режим), ставшие основой для Шпицбергенской конвенции 1920 г. После Первой мировой войны внешнеполитическая расстановка сил и угол зрения на шпицбергенский вопрос кардинально изменились. С крахом Российской империи некому было помешать набравшейся опыта норвежской дипломатии при поддержке Великобритании добиться суверенитета над Шпицбергеном.

Шпицбергенские конференции в Христиании, также как и дипломатическая переписка 1871—1872 гг, вызвали большой интерес российской и норвежской прессы. В России из-под пера столичных и региональных журналистов, страдавших от нехватки информации о закрытых переговорах, появлялись написанные на скорую руку статьи, часто идентичные по содержанию, но с небольшими вариациями в виде красочных очерков по истории героического освоения Шпицбергена русскими поморами.

Нам удалось ознакомиться с некоторыми материалами двух северных, «Архангельск» и «Архангельские Губернские ведомости», а также ряда столичных газет, «Санкт-Петербургские ведомости», «Правительственный вестник», «Новое время», «Московские ведомости», «Русское Слово».

Большей критичностью при отборе информации отличались «Архангельск» и «Архангельские Губернские ведомости», что отчасти объясняется исторически сложившимся интересом и, как следствие, осведомлённостью местной общественности. Нужно отметить, что архангельская печать иногда черпала сведения для официальной части из центральных газет.

Лояльные к самодержавию «Санкт-Петербургские ведомости» и «Правительственный вестник» делали акцент на политической стороне вопроса, сдержанно критикуя нерешительность российского МИД. «Новое время» и черносотенные «Московские ведомости» были менее аккуратны в выражениях и точны в фактах. Под горячую руку националистически настроенных журналистов попадали не только норвежцы, но и российские «неопытные» «горе-делегаты», якобы лишившие Россию исторических прав на Шпицберген и возможности вести там «активную политику по отношению к местным естественным богатствам». Либеральные органы печати, такие как «Русское Слово» и «Речь», напротив, подчёркивали, что интересы России «прекрасно защищены». По словам автора одной из статей, «Норвежцы заранее негодуют, и хотя ещё не знают точного содержания соглашения, однако, уверяют, что они обойдены».

В Департаменте иностранных дел Норвегии внимательно следили за настроениями как в норвежском, так и в российском обществе, особенно за публикациями в «Новом Времени». Норвежские органы печати, также как и российские, были недовольны «завесой тайны», покрывавшей первую российско-шведско-норвежскую конференцию. В то время как часть прессы писала об «удовлетворительных» результатах конференции 1910, оппозиционные органы печати скептически оценивали их как «дипломатическое поражение» Норвегии. Внешнеполитическое руководство упрекали в неспособности договорится со Швецией, во включении в состав шпицбергенской международной комиссии русского представителя, что в будущем могло привести к переходу власти на архипелаге в руки России. Ход переговоров второй и особенно третьей расширенной конференций и их результаты получили детальное освещение в норвежской прессе. Кроме того, обсуждались вопросы о строительстве норвежской станции беспроволочного телеграфа между Грин-харбором на Шпицбергене и Хамммерфестом в Норвегии, а также наличие таких возможностей у России и проблема охраны фауны архипелага. Повышенное внимание привлекали российские попытки промышленной эксплуатации каменного угля на Шпицбергене, в частности, экспедиция В.А. Русанова, сделавшего заявки (по норвежским сведениям — 38, по российским — 28) на побережье заливов Западного Шпицбергена (Глава 3, §2).

Если в условиях первой закрытой конференции степень освещённости вопроса в российской и норвежской прессе была примерно одинакова, то с 1912 г. в норвежских столичных органах печати появились детальные статьи, посвящённые как непосредственно переговорам, так и другим аспектам вопроса, что в российской центральной прессе встречалось гораздо реже. Содержание материалов отечественной печати по шпицбергенскому вопросу настолько пестро и насыщено субъективными оценками, что систематизировать его пока не представляется возможным. Норвежская пресса, судя по тем материалам, с которыми нам удалось ознакомиться, позволяет выделить два основных направления, правительственное (прежде всего «Aftenposten» и «Morgenbladet») и оппозиционное («Norske Intelligenssedler», «Sosialdemokraten» и др.).

В заключение анализа шпицбергенского вопроса как примера российско-норвежских отношений в Арктике, подчеркнём, что вклад России и Норвегии в хозяйственное освоение архипелага примерно одинаков. Если поморы стали первыми зимовщиками на полярных островах, то норвежцы, несмотря на более позднее начало регулярных посещений Шпицбергена (вторая половина XIX в.), внесли свою лепту в его научное изучение и развитие морских промыслов. Данная активность позволила норвежцам инициировать рассмотрение вопроса на международном уровне с явным намерением склонить участников первых двух «северных» конференций к передаче островов под норвежский суверенитет. В начале XX в. этому помешала сначала российско-шведская оппозиция, затем переход вопроса в сферу экономических и военно-стратегических интересов великих держав в условиях грядущей мировой войны. Российское правительство, несмотря на давление общественного мнения, не планировало включение отдалённого арктического архипелага в состав Империи, но настаивало на сохранении его международно-правового статуса terra nullius. На основе имеющегося в нашем распоряжении материала можно сделать вывод о том, что Шпицбергенский вопрос в 1905—1914 гг. занимал одно из центральных мест в российско-норвежских отношениях и способствовал более тесному сотрудничеству российской и норвежской дипломатии.

Заключение

<< Предыдущая страница   [1] ... [44] [45] [46] [47] [48][ 49 ] [50] [51] [52] [53] [54] [55] ...  [58]   Следующая страница >>