А.С. Касиян. «Россия и Норвегия, 1905—1914 гг.: становление дипломатических отношений»

Вплоть до начала XX в. происходили плановые и внеплановые ревизии российско-норвежской (и норвежско-финской) границы. Первая её проверка совместной комиссией была проведена летом-осенью 1846 года. Несмотря на явное недовольство местного населения разграничением (из установленных 29 пограничных столбов, неповреждёнными остались только пять, 15 были полностью разрушены), в российском отчёте упоминались лишь «некоторые неправильности, замеченные нашими обоюдными комиссарами на карте границы 1826 г., как в направлениях самой черты, так и в расстояниях между пограничными колоннами». Редемаркационная комиссия оценила общее состояние границы как «удовлетворительное» и назначила следующую проверку через 25 лет.

В 1871 г. ревизию между Финнмарком и Архангельской губернией провели генерал-майор А. Факельберг и секретарь Е. Лебедев, не обнаружившие серьёзных нарушений. Последняя до Первой мировой войны проверка границы, организованная на высшем дипломатическом уровне, была проведена в 1896—1897 гг. В состав комиссии со шведско-норвежской стороны вошли комиссары В. Хаффнер и Э.А. Эриксен, а с российско-финлядской — полковник В. Марков, капитан Д. Репиев, секретарь Э. Йонсон, военный топограф П. Лепине и геометр О. Савандер. Кроме того, при разграничении присутствовал представитель российского Министерства внутренних дел. После очередной ревизии норвежско-финской границы осенью 1899 г. российские и норвежские комиссары предложили центральным властям контролировать границу путём непосредственных переговоров региональных властей (Финнмарка и Архангельской губернии) по мере возникновения необходимости, что в центре восприняли положительно.

По данным Г.П. Попова и P.A. Давыдова, на протяжении второй половины XIX — начала XX вв. возникали внеплановые обращения к вопросу о границе в Лапландии. Так, архангельские власти поднимали вопрос о принадлежности мелких островов на р. Паз в 1860, 1885 и 1896 гг., что, по всей видимости, не встретило ответного энтузиазма со стороны российского центра. В 1897— 1898 гг. норвежское правительство предлагало России отказаться от промыслов в Пазрецкой и Ровдинской губах за компенсацию в размере 400.000 руб., но сделка не состоялась. В 1909 и 1913 г. норвежские предприниматели безуспешно пытались арендовать Борисоглебский водопад на 90 лет с оплатой 3.000 руб. в год для устройства электростанции, которая снабжала бы электроэнергией железорудный завод в Киркенесе.

Информацию о том, что норвежское правительство сменило наступательную пограничную политику на «деликатную» тактику выкупа пограничных земель у русских саамов, можно обнаружить в центральной российской прессе. Согласно сообщению в «Новом Времени», в МИД России опровергали слухи о возможной причастности норвежского правительства к инцидентам, связанным с откровенным нарушением местными жителями сухопутной границы с Россией. Тем не менее, нам известно, что центральные власти Норвегии опасались, учреждения пограничного русского поста у церкви Бориса и Глеба на берегу р. Паз. Эти опасения отчасти оправдались, когда в 1911 г. царское правительство постановило создать для охраны российско-норвежской границы сторожевой пост из шести солдат с четырьмя лошадьми.

Несмотря на то, что документы, сопутствовавшие редемаркации 1896—1897 гг. (топографические карты и протоколы), в 1904 г. были утверждены резолюцией шведско-норвежского короля, и признаны императорским правительством в 1907 г., центральные власти продолжали получать известия о неприятных инцидентах на российско-норвежской границе. Так, в ночь с 31 мая на 1 июня 1911 г., российский флаг на консульском штандарте в г. Вардё пару часов находился в приспущенном состоянии, что на дипломатическом языке означало оскорбление и вызов добрососедским отношениям. Министру иностранных дел Юханнесу Иргенсу пришлось лично приносить извинения русскому посланнику в Христиании Анатолию Николаевичу Крупенскому, а виновники в хулиганской выходке были вскоре задержаны и понесли наказание.

В ходе совместных российско-норвежских геодезических измерений в районе Южного Варангера летом — осенью 1912 г. комиссия во главе с русским капитаном А. Бухтеевым на судне «Пахтусов» и норвежским капитаном К. Клингенбергом зафиксировала очередной факт разрушения пограничных знаков. С одной стороны, это могло свидетельствовать о влиянии на линию разграничения человеческого фактора, т.е. недовольных границей местных жителей, но с другой, могло быть следствием неблагоприятного воздействия погодных условий.

Итак, разграничение 1826 г. имело негативные последствия прежде всего для саамов некогда «общих округов» Лапландии, чьи общины оказались поделёнными между Соединёнными Королевствами Швеции — Норвегии с одной стороны и Российской империей и Великим Княжеством Финляндским — с другой. Норвежское правительство приняло внешнеполитическое решение шведской дипломатии о разграничении, но со второй половины XIX в., согласно норвежской историографии, внимание центральных норвежских властей к границе с Россией (Финляндией) возросло, а в отечественной литературе упоминается об отдельных попытках подвинуть российско-норвежскую границу на восток. Власти Архангельской губернии изначально выражали своё несогласие с разграничением 1826 г. и придерживались этой позиции вплоть до Первой мировой войны. Если в 1820-е гг. администрация северных областей России и Норвегии была отстранена от решения пограничного вопроса в Лапландии, то к началу XX в. контроль над сухопутной российско-норвежской границей окончательно перешёл в их ведение, что, тем не менее, не способствовало изменению линии границы 1826 г., сохранившейся до наших дней.

Заметим, что систематичность и полнота хранящихся в архиве норвежского Департамента иностранных дел (г. Осло) материалов о ревизиях российско-норвежской границы обнаруживает особый интерес к истории пограничного вопроса со стороны центральных властей Норвегии по крайней мере с конца XIX века. Что касается российской стороны, то, судя по работам отечественных исследователей, документы по истории разграничения 1826 г. и дальнейшим ревизиям границы широко представлены в ГААО, а также в РГИА и РГАВМФ. Микрофильмированные копии материалов РГВИА по данному вопросу также ждут своего исследователя. В то же время в документах Второго Департамента МИД, Отд. «Север» (АВПРИ) за период 1853—1917 гг. нами не было выявлено ни одного дела, относящегося к ревизиям границы 1826 г., а в материалах Канцелярии МИД с 1905—1914 гг. удалось обнаружить лишь эпизодические упоминания о разграничении 1826 г. и его последствиях. Вышеизложенное приводит нас к следующему выводу: отмечавшиеся архангельскими властями факты притеснения русских саамов норвежцами во второй половине XIX — начале XX вв. не вызывали особого беспокойства в российском МИД, и, напротив, находились под пристальным вниманием норвежского правительства.

§2. Влияние норвежской колонизации Мурмана на российско-норвежские отношения (вторая половина XIX — начало XX вв.).

<< Предыдущая страница   [1] ... [6] [7] [8] [9] [10][ 11 ] [12] [13] [14] [15] [16] [17] ...  [58]   Следующая страница >>