Эмиграция

"Мое застойное детство протекало под споры родителей, нет, скорее, даже не споры, а монологи мамы на тему отъезда: все нормальные люди уже там, а мы... и так далее. Когда мне было лет четырнадцать, моей самой большой мечтой было уехать из «этой» страны, выйдя замуж за иностранца. Прошло некоторое количество лет, мои родители, к счастью, так никуда и не уехали и, по-моему, совсем неплохо обитают в Москве, страны этой или той уже давно нет. А я... Так уж получилось. Повинуясь только лишь душевному порыву, называемому любовью, и вопреки страстному желанию остаться и продолжать жить в обожаемом до мурашек городе, я таки вышла замуж за иностранца, причем настоящего, то есть который ни слова по-русски, кроме мата.
И вот уже с 1999 года, с перерывом на годичный побег домой, живу за рубежом.

Нужно сразу оговориться: я не принадлежу к большинству русских жен, которые проживают по месту гражданства их супругов, – мы живем в третьей стране. И еще одно немаловажное дополнение: страна эта – наша бывшая соседка по социалистическому лагерю, куда мои соотечественники раньше въезжали на танках...

Лет пять назад, когда мой, теперь уже официальный, американо-израильско-румынско-венгерский супруг вел изнурительный бракоразводный процесс в штате Нью-Йорк и когда у нас уже был общий ребенок, нам, после четырех лет тайных встреч в разных странах, очень хотелось соединиться и жить наконец вместе. Американской корпорации, где он служит, нужно было открывать офис в Европе, муж свободно говорит по-венгерски, а я могла обходиться без визы – словом, как—то все само собой сошлось на Будапеште.

Одна поэтесса писала: «Я домолчалась до стихов». Вот и я домолчалась: впечатлений столько, что иному хватило бы на книгу. Есть вещи, которые если напечатаешь, могут вызвать международный скандал.

Для начала расскажу о том, что такое быть гражданином РФ за рубежом – с чисто практической, житейской точки зрения, ведь именно эта сторона жизни составляет непомерно большую долю нашего существования за бугром, становясь зачастую причиной депрессий, нервных срывов и театрального собирания чемоданов с криками «в Москву, в Москву!».

В эту прозу жизни входит узаконение своего нахождения в стране проживания, получение виз в разные другие страны. И, конечно же, неизбежные контакты с родным государством в лице многоуважаемого нашего посольства.

Приехав в Будапешт, я сразу же позвонила в российское консульство с вопросом: нужно ли мне зарегистрироваться? Тогда у меня был еще паспорт советского образца и грозное предписание, что я должна это сделать в течение трех дней. К моей радости, я услышала: «Как хотите». Ну и отлично. Но потом я поняла, что без этой самой регистрации не обойтись, иначе никаких вопросов в посольстве не решить – а это и нотариат, и справки разные, и всякая бюрократическая дребедень, без которой, как ни увиливай, не проживешь.

Я зарегистрировалась, заодно принесла паспорт своей дочери, которая абсолютно законно является гражданкой США, Израиля и России. При этом я сказала, что ребенок находится на территории Венгрии по американскому паспорту, поскольку это просто удобнее. Последовала классическая, по Гоголю, немая сцена, после которой, опомнившись от шока, сотрудник посольства растерянно произнес: «Вы мне ничего не говорилиѕ» Напоминаю: на дворе – 1999 год. Ребенка так и не зарегистрировали. К слову сказать, та же процедура регистрации, только уже моего мужа и ребенка, была проделана супругом в посольствах США и Израиля, и нигде никто ни о чем не спрашивал. В связи с чем у меня вопрос: если я вправе искать, в случае чего, помощи и защиты у российского посольства, имеет ли на это право мой ребенок? Или наличие у дочери другого гражданства делает ее гражданином России второго сорта? Нет ответа.

Теперь – о самом консульстве. Есть в Будапеште проспект Андраши, такие местные Елисейские поля, красивейшие здания, не в очень, правда, хорошем состоянии. И вот прямо посреди этой австро-венгерской имперской архитектурной гармонии ни с того ни с сего возникает нечто, напоминающее новоарбатскую вставную челюсть, только, к счастью, без такой вызывающей устремленности ввысь – этажей всего в пять: спасибо и на том, хоть по высотности вписали. Это и есть наше родное консульство – лицо моей родины. До косметического ремонта интерьер консульства был похож на кассы центральных бань города Рыбница Молдавской ССР, а после ремонта – на те же кассы центральных бань города Рыбница – только после ремонта.

Я, по своему собственному определению, – недоэмигрант. Из России уехала, то есть эмигрировала, в душе надеясь, что не навсегда. Иммигрировать же никуда не иммигрировала, так и болтаюсь, как то, чему и положено болтаться в проруби: между, надеюсь, временной реальностью и мечтами о «настоящей» жизни дома. В Москве, на «Аэропорте»

По официально-бюрократической градации нашего государства, олицетворяемого здесь посольством и консульством (после ремонта), я называюсь «гражданином Российской Федерации, временно проживающим за границей». Это означает: на ПМЖ я не уезжала, в моем паспорте нет штампа о выписке из Москвы, а моя регистрация в посольстве является временной, хотя длиться может до бесконечности. То ли дело люди, отбывшие на ПМЖ: они выписались в России, а гражданства не потеряли. Такие в посольстве зарегистрированы постоянно, то есть прописаны. Прописка в консульстве или статус «пээмжешника» дает некоторые преимущества по сравнению со статусом того, кто «в проруби болтается» – типа меня.

В отличие от «временно зарегистрированной» меня, этот самый «пээмжешник» имеет, например, право сделать частное приглашение в Россию своему законному иноземному мужу, другу, родственнику или просто кому-то, кому нужно к нам съездить. Понять это мне не дано. Ведь частное приглашение делается с условием, что ты предоставляешь приглашаемому комнату, замок, сарай, то есть квадратные метры, на которых ты прописан. А эти, которые на ПМЖ, ничего такого не имеют, поскольку выписаны, а в Москве им и вовсе нужно регистрироваться в ОВИРе. У меня же и прописка, и жилплощадь – а мужа собственного пригласить в Москву не имею права.

Был в моем детстве анекдот про победивший на международном конкурсе фильмов ужасов советский фильм «Потеря партбилета». Если заменить «партбилет» на «загранпаспорт», анекдот этот можно рассказывать и сегодня с не меньшим успехом.

По местным законам я должна иметь при себе паспорт, однако каждый раз, выходя на улицу, я этот закон нарушаю. Паспорт я стараюсь из дома не выносить, а уж если выношу, то сумку с ним прижимаю к себе, как грудного ребенка. Только в страшном сне может присниться, что я буду делать, если паспорт украдут или я его потеряю. Во-первых, в паспортине этой у меня проставлены все визы, в том числе и венгерский вид на жительство, а во-вторых, – восстановить этот документ в нашем посольстве мне как «временно проживающему» не представляется возможным. Максимум, на что я могу рассчитывать, – это справка для въезда на территорию РФ. А там – ОВИР, трудовая деятельность за последние 10 лет, включая университет, с адресами, справками о том, была ли судима, имела ли допуск, и так далее со всеми остановками – месяц ждать... А если ребенок ходит в сад, а если сидеть здесь с ним, кроме меня, некому, и вообще – семья? Ничего, мамаша, ребеночка или няньке отдадите на пару месяцев – вы же тут все богатые, – или с собой. А потом ведь надо обратно возвращаться – значит, идешь в посольство Венгрии, прихватив пуд документов, три месяца ждешь, после чего выясняется, что какого-то одного документа не хватает.

Ужастик этот мною смоделирован: я, к счастью, паспорта не теряла. А вот новый делать – приходилось. Между прочим, сделать новый паспорт в американском посольстве занимает около часа, а в израильском – час плюс два часа на любимое их развлечение – разговоры, итого три. У каждого свой личный номер, все в компьютере, фотография, заявление слов в двадцать – и вся морока.

Итак – нормальная человеческая ситуация: срок действия паспорта истекает. Думать нужно начинать за год, поскольку новый паспорт для нас, живущих за рубежом, делается минимум 6 (шесть) месяцев, стоит раз в 10-15 дороже, чем в России. Бумажек нужно заполнить вдвое больше, чем в ОВИРе. И опять та же канитель: про работу, учебу, допуск... Наверняка, там, в ФСБ, должны были бы выучить мою богатую биографию назубок.

Впрочем, не буду грешить на наше посольство в Будапеште. Недавно на сайте нашего же посольства в Париже прочитала про те же 6 месяцев... Но от этого легче не стало.

Бывает другая, очень типичная для нашего человека ситуация. Не так давно в моем практически новеньком ОВИРовском паспорте не оказалось ни одной чистой странички – нам ведь теперь и в Словакию, и в Чехию, и в Югославию визы нужны. Что делать? За кровные 100 с лишним долларов выдали мне новый паспорт на срок действия старого. Заняло это 10 рабочих дней, из чего я сделала вывод: все происходило внутри посольства. Однако заставили заполнять ту же кипу бумаг. Причем, если разрыв в трудовом стаже больше трех месяцев, – пиши объяснение: где был, чем занимался. Потом – долгие препирательства насчет того, что мой старый паспорт, в котором у меня все визы, должен остаться в посольстве. В итоге отдали, и несколько месяцев я так и каталась с двумя паспортами, находчиво скрепленными мне в американском посольстве резиночкой.

Для очень многих россиян, по разным причинам оказавшихся за границей, посольство – это кусочек родины. Говорю это без всякого пафоса. Хочется приходить туда, как домой. Хочется иметь статус, да—да, особый статус. Чтобы хоть в одном месте, доставая свой всеми в этой, да и не только в этой, стране презираемый, ненавидимый и унижаемый паспорт, чувствовать, что здесь мой красный лучше, чем все остальные, что здесь я – хозяин, здесь я – сначала, а потом уже все остальные. Но мы и здесь просители: а вдруг откажут, опять вымотают нервы, настроение испортят? И это не кто—то конкретный, это просто система, которая объясняется нам защитой интересов нашего государства. (Интересно было бы узнать наконец, как Закаев получил российский паспорт и как с ним выехалѕ)

Я не зря про статус: когда мы с мужем идем в американское или израильское посольство, у него там есть статус. И у меня он теперь есть – ведь я при нем.

И все-таки, справедливости ради, – ложечка меда. Посольство – это маленькая модель страны, и есть там что—то такое, что позволяет, входя в ворота, с некоторым облегчением перевести дыхание: дома. В российском посольстве невозможна типичная для американцев фраза: «Я не девушка, я офицер». У нас все они – сначала мужчины (в основном) и иногда женщины, а потом уже работники посольства. Наше консульство, пожалуй, единственное, где сотрудника можно разжалобить слезами, как нормального мужика, что мне однажды удалось. И это в нашем консульстве через пару дней после 11 сентября охранник, увидев в руках у моего мужа, стоявшего в бесконечной визовой очереди на улице, американский паспорт, подошел и сказал: «Мы вам все очень сочувствуем» – и пропустил вперед.

Очень хочется, чтобы наши консульские чиновники были чуть менее суровы и чуть более человечны. Хоть иногда, хоть изредка. А для этого, вам, ребята-мгимошники, мои почти ровесники, нужно однажды попытаться понять, что чувствую я, просто один ваш соотечественник, когда в море чужой культуры, чужого языка, чужих людей в ответ на бархатное «Консульство Российской Федерации» в трубке я как заклинание, как «мы с тобой одной крови», чеканя каждое слово, выговариваю для себя и для пространства: «Я – гражданин Российской Федерации, временно проживающий на территории»

Маша ГРИН. Будапешт (www.Inostranets.ru N2 от 19.01.2004)