Главные культурные события 2003 года

Vita brevis ars longa est

Главные культурные события 2003 года

Не будем поддаваться соблазну мнимой оригинальности и скажем сразу – прошедший год не просто удался как по части прекрасного, так и по части ужасного. Он стал, что называется, "этапным" – и достижения, и провалы в нашей культурной жизни были чрезвычайно показательны. Особенно отрадно то, что связаны они были по большей части именно с нашими, а не тамошними персонажами.

Балет: народ требует хлеба и балерину Волочкову

Ничто – ни выступления президента, ни террористические акты, ни выборы в Государственную думу, ни даже дело ЮКОСа – не вызвало такого живейшего народного участия, как судьба балерины Волочковой. Последний раз так отметиться в общественной жизни из балетных удавалось разве что Матильде Кшесинской – но там все-таки многолетняя связь с будущим государем, да и балерина была не из последних. Здесь же – чистый PR-проект и ничего больше. Что лишний раз подтверждает: в такого рода раскрутке важен не вид искусства, а талант… к наглости и бесстыдству. Правда, это путь белки в колесе – требуются все новые и новые скандалы, иначе моментально забудут: танцевать-то все равно не получается.

Есть, правда, и другой путь – отталкивание от всего вышеперечисленного. Новая прима Большого Светлана Захарова выстроила свой публичный образ как анти-Волочкова: никаких вызывающих нарядов, влиятельных любовников, публичных склок. Талант, трудолюбие и скромность. То, что Захарова – прекрасная балерина, до последнего времени знали только балетоманы, но ее переход в Большой совпал с началом скандала вокруг Волочковой – и тут она превратилась в один из символов главного имперского искусства, и ее концерты стал посещать сам премьер-министр. Так обе балерины воплотили в жизнь классическую балетную пару – искренняя идеалистка белая Одетта и коварная интриганка черная Одиллия. И здесь для Большого театра скрыт шанс самым наилучшим образом выкрутиться из случившегося конфуза. Коль уж от балерины Волочковой все равно никуда не деться, то чем угрожать ей партиями "четвертого лебедя", лучше попытаться разыграть ситуацию в свою пользу: например, взять и поставить "Лебединое озеро", поделив партию Одетты-Одиллии надвое: Одетту – белого ангела – танцует главное сокровище Большого Светлана Захарова, а Одиллию – черного демона – соответственно, проклятие Большого Анастасия Волочкова. Публика ломилась бы на такое «Лебединое», как на гладиаторские бои, а балет не сходил бы с первых полос. Причем получилось бы дешево и сердито – и не нужно было бы никакого Грымова звать для разработки "стиля".

Сериал «Идиот»: победа классического подхода к экранизации классики

«Идиот» совершил великое дело: своими фантастическими рейтингами, которые не снились никакому «Бандитскому Петербургу», он камня на камне не оставил от одного чрезвычайно вредоносного мифа, а именно – классику народу можно скармливать только в сильно адаптированном виде. Во время показа очередной серии улицы пустели – старожилы вспоминали, что так же было в 70-е, когда показывали английский сериал «Сага о Форсайтах» по классическому роману Голсуорси. А «Идиот» и был снят именно в старых добрых традициях английского сериала, рецепт которого, подобно английскому консерватизму, не предполагает ничего оригинального: максимально подробное, внимательное и почтительное отношение к тексту плюс традиционно хорошая актерская школа.

Именно так и сделал «Идиота» Владимир Бортко – с максимальным сохранением всех диалогов Достоевского и любовным собиранием всех руин, оставшихся от некогда великой отечественной актерской школы. И попал в десятку – проект удался, и его не испортили даже все как одна провальные молодые героини. Впрочем, попал в десятку он в первую очередь потому, что первым на телевиденье рискнул не почитать российских зрителей за идиотов.

Великая историческая победа литературы

Литература в уходящем году стараниями Джоанн Роулинг совершила настоящий прорыв: пятая книга о Гарри Поттере не просто стала бестселлером, она перевернула иерархию в искусстве и шоу-бизнесе. Оказалось, что ни одна поп-звезда, ни один голливудский блокбастер, ни одна суперсерия ни одной лиги не способны приносить таких доходов, как обычная книга обычной английской домохозяйки, продававшаяся со скоростью 8 экземпляров в секунду. Так литературе было возвращено первенство, утраченное, казалось, навсегда и безвозвратно.

Россия вместе со всем остальным миром также обнаружила, что такой архаичный продукт, как книга, пользуется самым бешеным спросом: количество выпущенных (и, соответственно, проданных) книг в этом году оказалось максимальным за все постсоветское время. И когда очередной "оборотень в погонах" потребовал у крупнейшего отечественного издательства ЭКСМО чуть ли не миллионную взятку, стало окончательно ясно, что книжный бум в нашей стране – свершившийся факт.

Есть здесь, правда, и своя ложка дегтя: если вы посмотрите на рейтинги продаж крупнейших магазинов, то обнаружите там неизменных ни при какой погоде Коэльо, Мураками и Перес-Реверте. Нам же нечего предъявить миру, кроме пресловутых Донцовой – Устиновой. А между тем публика и вообще всегда хочет читать свое и про свое, и весь литературный процесс невозможно заполнить переводами. Но наша публика цивилизовалась вместе с рынком и больше не проглатывает не глядя любую халтуру, даже самым приличным образом упакованную. И это реальное положение дел, которое издателям так или иначе придется учитывать. Так что многое в будущем отечественной словесности будет зависеть от грамотного кастинга.

Провал Пелевина: а не фиг подсовывать халтуру

Последний роман Пелевина «DПП NN» с треском провалился. Сам этот факт примечателен с нескольких точек зрения. Прежде всего, как повод для морализаторства. Можно, конечно, при создании художественных произведений руководствоваться сиюминутными побуждениями (вроде сведения счетов с бывшими издателями) и в результате произвести шедевр. Но есть один мотив, который категорически не способствует созданию чего-нибудь мало-мальски приличного: нельзя гнать откровенную халтуру и полагать, что «пипл все схавает» – лишь бы под раскрученным брендом. А пипл в один прекрасный момент взял и не схавал – разочарованные отзывы о последнем пелевенском творении приходилось слышать даже от самых верных его поклонников.

Кроме того - как повод для размышления о судьбах отечественной словесности. Ниша крутого интеллектуального fiction, на которую претендовал Пелевин, так и осталась незаполненной. Прилично образованному работнику интеллектуального труда совершенно нечего почитать на досуге. Борис Акунин, и тот приказал долго жить. Поэтому в ближайшее время можно ожидать на этом поле некоторое оживление.

Модные театральные режиссеры: много шуму – и ничего

Настоящее проклятие современного театра – это модные режиссеры. Но если драматическая сцена выдерживает почти все, то оперная оказалась куда менее выносливой.

Музыкальный театр пытается быть ближе к народу. В элитарном искусстве, каким безусловно являются опера и балет, под этим обычно подразумевается следование так называемой моде, – то есть приглашение для постановки классики «продвинутых» европейских режиссеров. Поэтому в Мариинке «Самсона и Далилу» ставит Шарль Рубо, тот же Эймунтас Някрошюс - «Макбета» в Большом и Деклан Донеллан там же - «Ромео и Джульетту». Но стоит вполне заслуженным европейским режиссерам попасть в пространство музыкального театра, как результат оказывается самым плачевным. Хорошо, если все ограничивается каким-нибудь просто беспомощным зрелищем вроде някрошюсовского «Макбета» – это еще полбеды; но иногда выходит нечто уж совсем непотребное – вроде «Самсона и Далилы» Рубо, где полсцены занимала кровать, на которой и происходила основная часть действия, а на задник проецировались эротические фотографии. А как же без них – ничего более понятного и отрадного народу и придумать невозможно.

Видимо, опера и балет – тот самый заповедник консерватизма, где какого-либо результата можно достичь не радикальными жестами – Далила в постели, Джульетта в кроссовках – а лишь такими устаревшими способами, как кропотливая работа над нюансами роли и продумывание деталей общей концепции. Скучно, конечно, но, к сожалению, другого выхода нет.

Возрождение отечественного кино: мертвая вода оказалась живой

То, что «Возвращение» получило два главных «Льва» в Венеции, номинацию на «Золотой глобус» (а значит, имеет все шансы и на «Оскар») – это, конечно, достойно национальной гордости. Здесь не грех позволить себе такую ужасную банальность, несмотря на сколь угодно неоднозначное отношение к творчеству Звягинцева и вообще всей отечественной «новой волне», а снобистское «подумаешь, Венеция» – не более чем противоположное общее место. Слава богу, что мы научились делать конкурентоспособное кино: как кассовое («Бумер» собрал в прокате около 1,5 млн – для отечественного фильма внушительно), так и вполне фестивальное.

Парадоксальным образом возрождению нашего кинематографа способствовали две вещи, всегда почитавшиеся его главными врагами: Голливуд и отечественные сериалы. Первый своей доходностью заставил реанимировать кинопрокат – не только переделать мебельные салоны обратно в кинотеатры, но и создать сети мультиплексов. Вторые – сыграв на ностальгии по родным лицам, приучили потребителя смотреть российский киношный продукт. В результате зритель, уже привыкший ходить в кино, захотел и там видеть наше кино. Вот вам и радикальное средство.

Джесси Норман и Лучано Паваротти: эстетические отношения искусства к действительности

Почти параллельные гастроли американского сопрано Джесси Норман и итальянского тенора Лучано Паваротти неожиданно превратились в совершенно потрясающий урок на тему, что такое есть, извините, настоящее искусство. А настоящее искусство есть преображение реальности – повседневного бытового опыта, разнообразных житейских реакций, собственной физической фактуры, наконец.

Два грузных немолодых человека с очевидными проблемами опорно-двигательного аппарата, пик карьеры которых миновал. И та, и другой с трудом преодолевали несколько метров от выхода до авансцены, но вот дальше все развивалось совершенно противоположным образом.

Джесси Норман, буквально преображаясь при первых же звуках оркестра, – откуда только появлялась легкость и пластичность – являла собой пример торжества законов искусства над законами материального мира, то есть духа над плотью. И создавала образы такой художественной силы, что никому не приходило в голову вспоминать ни о ее недугах, ни о ее возрасте, ни о ее весе.

При виде Паваротти, который медленно выбирался на сцену, вначале посещали именно мысли о бренности человеческого тела. Когда этот сгусток рыхлой плоти на подрагивающих ногах кое-как усаживался на стул, к этим мыслям начинали примешиваться уже эмоции – некоторое, мягко говоря, стеснение от этого зрелища. И вот когда он откроет рот – тут-то все это и должно было по законам жанра смениться мыслями о торжестве вечного (искусства) над сиюминутным (телом). Но в этот момент происходило ровно обратное: и дело не только в том, что из с трудом открытого рта почти ничего не доносилось (по крайней мере, ничего, похожего на пение).

Этот почти на глазах превращающийся в труп человек вызывал не только физиологическое отвращение, но самим своим присутствием на сцене профанировал идею искусства как эстетической реальности, отличной от обыденности. Можно сколько угодно смущенно рассуждать о том, что заставляет его после стольких лет успешной карьеры выставлять себя в таком отталкивающем виде, но зрелище было чрезвычайно впечатляюще. И, безусловно, оно является сильнейшим эстетическим переживанием. Однако лучше бы в новом году впечатлений подобного рода было поменьше.

29.12.2003
Елена Стафьева