История еврейства московского...

Подумать только: а ведь были времена, когда евреев на Москве и вовсе не было. Теперь это и представить себе трудно. Тем не менее - до поры до времени как-то обходились.

Первым москвичом-евреем заморского, правда, происхождения был "лекарь Жидовин Леон", Мистро Леон - первый прибывший на Русь европейский врач. Аж из самой Венеции его сюда занесло в 1490 году. А лучше бы и не заносило.

Великий князь Иван III, лейб-медиком коего состоял Жидовин Леон, повелел ему лечить сына своего - князя Ивана. "Лекарь же дал ему зелие пить и жечь начал скляницами по всему телу, вливая горячую воду. И от того стало ему тяжче и умер. И того лекаря Мистра Леона велел великий князь поймать и казнить его смертною казнью, голову ссечи: они же отсекли ему голову на Болвановке". Первый еврей, легший в московскую землю. Интересное начало!

Недурной в сущности сюжет: московская история евреев начинается с дела врачей и только по счастливой случайности им же не заканчивается. Правда, эта драматургически выверенная симметрия все же относительна, ибо национальность, равно как и вера несчастливого в целительстве Жидовина Леона, в отличие от времен будущих, не имела к делу касательства: вылечил бы князя - и голова бы с плеч не слетела.

В этот сюжет естественным образом вписывается Стефан фон Гаден, прозванный (помимо сохраненных историей прочих многочисленных имен) Даниилом Жидовином - тоже врач, пользовавший двух царей: Алексея Михайловича и его сына Федора. Царь Алексей Михайлович любил своего лейб-медика, одарял многими милостями и разрешил даже вызвать из Польши родственников.

"В последнее время, - писал один из иностранных врачей в Москве (конкурент), - к русскому двору пробралось много жидов чрез покровительство одного лекаря-жида, принявшего лютеранскую веру". Этим лекарем и был означенный фон Гаден.

Будучи прагматиком и, кажется, вовсе без предрассудков, он столь же легко сменил католичество на лютеранство, как прежде еврейскую веру на латинскую, а затем расстался и с лютеранством ради актуального на Москве православия. Впрочем, вдали от любопытных глаз он, судя по всему, продолжал быть тем, кем он и был - соблюдающим (поелику это вообще было возможно в его положении) евреем. Родственники Стефана фон Гадена, "пробравшиеся" благодаря его протекции к царскому двору, образовали первую, по всей видимости, еврейскую колонию в Москве.

Лейб-медик - опасная, что ни говори, профессия: в 1682 году во время знаменитого бунта стрельцы обвинили лекаря в отравлении царя Федора. Напрасно сама царевна молила за него, напрасно говорила, что врач, прежде чем дать больному лекарства, отведывал их сам - ничто не помогло: несчастного пытали и предали на Красной площади лютой казни вместе с сыном.

Вот скорбное свидетельство одного из анусим (то есть тайного еврея), приехавшего в Москву через три или четыре дня после погрома хоронить убитых: "Даниил был изрублен на куски: отрублены были одна нога и одна рука, тело проколото копьем, а голова разрезана топором. Я и другие анусим похоронили Даниила и его сына Цви в поле".

Ну, что ж все о врачах да об убийствах. Скажем, вот Абрам Рут (по прихоти Петра) открыл в Москве одну из первых отечественных аптек. Причем с этим изготовителем лекарств Абрамом Рутом, в отличие от двух вышеописанных персонажей, решительно ничего дурного не случилось.

Фармацея, между прочим, - дело нужное и на Руси постоянно дефицитное. Лет через двести после Абрама Рута Василь Василич Розанов (непременный свадебный генерал на еврейском пиру) вздыхал и сетовал по поводу какой-то фатальной невместимости русского духа в аптекарское дело. Мне кажется, классик все же не прав, или, может, в русском духе в ХХ веке произошли серьезные мутации. Взять, к примеру, хоть г-на Брынцалова - ведь, кажется, не еврей (ведь не еврей?), а функционирует в этом неудобном (по мысли Василия Розанова) для истинно русского человека деле с большой непринужденностью.

Смириться с полезной, но лишенной сильных страстей жизнью Абрама Рута положительно невозможно: получается не Россия, а какая-то прескучнейшая Голландия. В таком случае вот вам еще один русско-еврейский триллер.

Поговорим о еврейских купцах, которых Москва (как и всех прочих купцов) влечет и манит. Но их любовь, однако же, не вполне взаимна: не очень-то их здесь привечают, а порой не пускают и вовсе. И все-таки наиболее пассионарные как-то просачиваются.

Из знаменитых, из исторических персонажей - Борох Лейбов наезживал собственной персоной по торговому делу. В Москве на свою беду свел с ним знакомство отставной капитан-поручик Александр Возницын и был "совращен" оным Борохом в еврейскую веру, за что оба были преданы огню, "дабы далее сие богопротивное дело не продолжилось". Правда, костер запалили не в первопрестольной, а уже в новой, на европейский лад учиненной столице.

Просвещенный ХVIII век - век разума. Кстати, "дабы далее сие богопротивное дело не продолжилось", после истории с Лейбовым и Возницыным костры хотя уже и не зажигали, однако же аж до самого до 1905 года принятие неевреями иудаизма считалось уголовным преступлением.

Глебовское подворье

Но это все так, скорее присказка, а сказка-то начинается чуть позже, в конце XVIII века, когда широко на Запад шагнула империя. Широко шагаешь - штаны порвешь. Разорвали не штаны - Польшу. Только, может, лучше бы и не разрывать? Дорого пришлось заплатить за военно-политические триумфы и территориальные приобретения: нашла Россия на свою бедную голову на тех территориях поляков и евреев, с поляками потом разбиралась полтораста лет, с евреями же не разобралась и доныне.

До раздела Польши речь все-таки шла о штучных евреях, теперь же в российских пределах оказался целый народ, притом многочисленный. Купцы-евреи появились в Москве уже как свои, российские граждане. И радости это их русским коллегам-конкурентам не доставило вовсе, ибо покупали евреи дороже, а продавали дешевле. И возопили русские купцы, и горесть их дошла до правительства, и правительство приняло против еврейской торговой экспансии ограничительные меры.

Что касается московских обывателей, для коих торговая политика евреев была сущим подарком, то... они остались без подарка. Это ведь сейчас правительство думает заботливую думу о потребителях, иной раз даже в ущерб торговому классу - в начале же прошлого столетия все было иначе.

Правда, торговый патернализм задевал интересы московских фабрикантов - а это было уже серьезно, с этим все-таки надобно было считаться. И тогда власти порешили так: ладно уж, пусть приезжают, но только по специальному регламенту. В 1828 году еврейским купцам первой и второй гильдий разрешили приезд в Москву сроком не более чем на один месяц, в 1832 - купцам всех гильдий на срок до полугода. А останавливаться они могли только в одном месте.

Так в Москве в просвещенном ХIХ веке возникает гетто: в Глебовском подворье, что в Зарядье. Ежели приехал по купеческой надобности, живи только там, подконтрольно, а в другом месте не моги - мигом вышлют. С наступлением сумерек ворота до утра закрывались, так что обитатели подворья жили как бы в условиях комендантского часа. С глебовских насельников, понятно, драли три шкуры, и тамошние чиновники в накладе не оставались.

Но время взяло свое, государь Николай I умер, рухнули и стены гетто: в 1856 году оно было упразднено. Евреи, имевшие право на жительство и разрешение на временное проживание, стали селиться где хотели.

Право на жительство

Собственно, у Москвы не было какого-то особого статуса - при Александре II здесь могли жить все евреи, имевшие право на жительство вне черты оседлости. Число привелигированных евреев относительно всего еврейского населения в России было крайне незначительным. По переписи 1897 года таких насчитывалось около 6%.

Вплоть до революции законодательство, регламентирующее еврейскую жизнь, постоянно менялось. Но в общем и целом право на жительство вне черты оседлости имели такие категории граждан: купцы первой гильдии со слугами и приказчиками (числом строго ограниченным), лица с высшим образованием и студенты (их число регулировалось процентной нормой), фармацевты, фельдшеры, дантисты, акушерки, механики, винокуры и пивовары, отставные солдаты и их потомки.

Кроме того, в Москву (как и в другие города и веси) по особому разрешению дозволялось приезжать евреям, не имеющим права на жительство, на оговоренное число дней по торговым и судебным делам.

Впрочем, многим евреям совсем не нужны были законодательные разрешения - они открывали дверь в Москву универсальным ключом: взяткой. Термин "швейцарские деньги" означал бакшиш, коим надо было замкнуть уста швейцаров, дабы не донесли в полицию.

Тут надо, правда, оговориться: понятие "еврей" в прошлом веке имело не расовый, как сейчас, а вероисповедальный смысл; в соответствующей графе в паспорте значилось не "национальность", а "вероисповедание". То есть с еврея, принимавшего христианство, мигом снимались все ограничения (хотя кое-какие важные нюансы все же оставались), он становился как бы "русским", следственно и в еврейскую статистику не входил.

Вечер пятницы в Зарядье

Где поселялись евреи? Поначалу, само собой, в Зарядье - по старой памяти. А потом постепенно - и по всему городу. Были предпочтительные районы. Коммерсанты, купцы, интеллигенция - те селились на Мясницкой, Тверской, Сретенке, Арбате и в окрестных переулках. Кто попроще: отставные солдаты, мелкие торговцы, ремесленники - те, понятно, выбирали и районы попроще: Лефортово, Якиманка, Пятницкая. Не имеющие права на жительство обретались в предместьях: в Марьиной роще, Черкизове, во Всехсвятском - здесь полиция была не столь бдительна.

Жизнь в Зарядье в описании современника выглядит по прошествии сотни с лишком лет как марсианские хроники:

"К концу семидесятых годов в Зарядье было уже две синагоги, и вся торговля была в руках евреев... Торговки-еврейки с съестными припасами и разным мелким товаром располагались не только на тротуарах, но прямо на мостовой. По переулкам были еврейские мясные, колбасные лавочки и пекарни, в которых к еврейской Пасхе выпекалось огромное количество мацы... Много было в Зарядье и ремесленников-евреев; большей частью они занимались портновским, шапочным и скорняжным ремеслом.

Интересную картину представляло Зарядье в один из еврейских праздников... С молитвенниками в руках, в длиннополых, чуть не до самых пят, сюртуках, в бархатных картузах, из-под которых выбивались длинные закрученные пейсы, евреи толпами шли посреди мостовой...

С вечера пятницы Зарядье затихало - переулки были пустынны. В каждом доме приготовлялся ужин, за который усаживалась вся семья; на столах в высоких подсвечниках горели свечи... Днем в субботу сидели дома, с утра читали священные книги, а к вечеру шли гулять. Излюбленным местом прогулок был Александровский сад."

Великокняжеская метла

чисто метет

И еврейское население Москвы стало быстро расти:

1846 год - 313 (солдаты с женами), 1871-й - 8.000, 1879-й - 13.000, 1880-й - 16.000 (из них половина (!) нелегалы), 1889-й - 26.000 (3% московского населения), 1891-й - 35.000. То есть за 20 лет более чем в четыре раза! И такая бурная динамика властям очень и очень не понравилась. В 1891 году московским генерал-губернатором стал великий князь Сергей Александрович, решивший положить конец еврейской экспансии, оградить Москву от евреев. Для начала вышвырнули из старой столицы всех ремесленников без права селиться вновь, затем отставных солдат с семьями, а затем изучающих фармацею, фельдшерское и повивальное искусства. И это при том, что избытка мастеров означенных "искусств" в Москве не наблюдалось.

Шел отлов по городу. За доносительство и поимку евреев платили деньги. Лежачих больных привозили на вокзалы. Женщины рожали в поездах.

Зима 1892 года выдалась суровой, этапировали нежелательный еврейский элемент вместе с уголовниками в холодных арестантских вагонах. Смертность была ужасающей. Многие из этих несентиментальных путешественников были коренными москвичами, другие прожили в Москве большую часть жизни.

"Заброшенные квартиры с забитыми дверями и окнами, запертые помещения торговых заведений с сохранившимися на них вывесками", - таким увидел один тогдашний москвич еще совсем недавно оживленный еврейский квартал. "Мы застали там ряд совершенно пустых улиц. Было жутко видеть этот вымерший город", - свидетельствует другой очевидец.

В период большой чистки Москвы от евреев великокняжеская метла вымела и Исаака Левитана, певца русской природы.

В Москве, рядом с Политехническим музеем, воздвигнута часовня в память воинов, павших под Плевной. В списке особо отличившихся есть и еврейские фамилии. "Если бы воскресли эти люди, которым нация поставила памятник, - сказал как-то один думский депутат (не нынешний - тогдашний), - то они не имели бы права приехать в Москву, чтобы посмотреть на свой памятник".

За короткое время из Москвы было изгнано не менее 20.000 человек. Из четырнадцати молельных домов осталось шесть. Только что открытая синагога (ныне Московская хоральная) была закрыта, а раввин Шломо Минор - собеседник и учитель Льва Николаевича Толстого в части еврейской грамоты, посмевший ходатайствовать о возобновлении службы, приглашен был незамедлительно покинуть Москву: нет синагоги - нет и раввина.

Акция по "зачистке" Москвы от евреев была, ничего не скажешь, проведена эффективно: в 1897 году в городе их осталось восемь с лишком тысяч. Это из 35.000! Позже, когда административный пыл иссяк, еврейское население Москвы стало - сначала понемногу, а потом и помногу - возрастать, так что в переломном 1917-м в Москве жило уже 60.000 евреев. Дело жизни великого князя провалилось.

Впрочем, к этому времени его самого давно уже не было в живых. Убил великого князя Сергея Александровича русский эсер Иван Каляев, и вовсе не из сочувствия к еврейскому народу - у него к великому князю были совсем иные счеты...

Еврейский сюжет, правда, уже другим боком, оказался связанным со вдовой великого князя - причисленной ныне к лику святых Елизаветой Федоровной. Останки казненной большевиками княгини совершили сложное путешествие по объятой пожаром гражданской войны России, объехали полсвета по морям-океанам, покуда не нашли упокоения в русском ("белом") монастыре на Масличной горе, откуда открывается вид на Иерусалим.

Московский еврей

В Москве жила масса замечательных и оригинальных евреев, оставивших след в самых разнообразных областях: в экономике, политике, культуре, науке. Здесь можно разве что упомянуть некоторые имена. В одном из романов Владимира Войновича есть такой третьестепенный персонаж: пожилая еврейка в минуту жизни трудную для душевного комфорта загибает пальцы, шепча имена великих евреев. Загнем пальцы и мы.

Непременный для этих целей Исаак Левитан уже посетил наши страницы. Кстати, похоронен он в Москве, в еврейской части Дорогомиловского кладбища, так что посмертно все же получил право на жительство, которого был лишен при жизни.

Говоря о музыке, назовем сестер Гнесиных, основательниц одноименного музыкального училища, с 1944 года преобразовавшегося в институт, а также Николая Рубинштейна - основателя Московской консерватории (1866).

Упомянем и Альберта Саламанского, открывшего в 1883 году Московский цирк...

Теперь о вещах более серьезных. Михаил Гершензон - не только участник, но и инициатор знаменитых "Вех". И автор предисловия. Ему же принадлежит самый скандальный пассаж в скандальном альманахе: "Мы должны благославлять эту власть, которая одними своими штыками... ограждает нас от ярости народной". ("Нас" - это не евреев, а русскую интеллегенцию). Как в воду глядел! Правда, в те времена это было чересчур даже для соседей по сборнику (Петр Струве: "ужасная фраза"), не говоря уже об ограждаемой дружественными штыками интеллигенции. Хороший тон тогда еще этого не позволял.

Кстати, из восьми авторов "Вех" - трое евреев: помимо Гершезона, еще Александр Изгоев и Семен Франк. Правда, жизнь этих двоих с Москвой не связана (хотя Семен Франк учился в Московском университете). Тогда как Михаил Гершензон был не просто москвичом, но москвичом "профессиональным", отменным знатоком Москвы (см., например, "Грибоедовская Москва").

Он писал и на еврейские темы. Несколько лет назад была издана переписка Гершензона с Розановым - Василь Василич очень доставал своего задушевного конфидента наболевшими соображениями по еврейскому вопросу. Как настоящий экспериментатор, Розанов в каждом последующем письме слегка повышал градус: закипит Гершензон или не закипит? Гершензон в этой любопытной переписке предстает образцом кротости. Не закипел, но и эпистолярный диалог пришлось таки прервать: сил, говорит, моих больше нет все это терпеть!

Теперь про медицину - тени Жидовина Леона и Даниила Жидовина обязывают. Евреи вообще к врачевательному ремеслу неравнодушны и по числу врачей на душу населения превосходят все мыслимые проценты, так что в нынешнем Израиле стали даже выпадать в осадок.

Лазарь Минор - идеальный персонаж для нашего очерка, ибо здесь возникает уже сюжет семейно-исторический: сын раввина (см. выше) и брат эсера (см. ниже), он был основателем и директором Клиники нервных болезней при Высших женских курсах (1918), впоследствии превратившейся во Второй медицинский институт. Лазарь Минор - один из основоположников московской школы невропатологии.

Евреи сыграли в России исключительно важную роль в развитии промышленности, банковского дела, торговли. И в Москве, разумеется, тоже. Судите сами: в 1891 году среди купцов первой гильдии - 19% евреев. Самые громкие московские имена - Высоцкие и Поляковы.

Обобщеннный Высоцкий (отец, сын и внук) - это тот самый, который "Чай Высоцкого, Сахар Бродского, Россия Троцкого!" В 1858 году первый из Высоцких - Вульф основал в Москве знаменитую чайную фирму, широко раскинувшую сеть своих дочерних предприятий по всей России и за ее пределами. Кстати, чаеторговая фирма под маркой Высоцкого до сих пор действует, но уже в Израиле. Отменный чай. Как еду в Израиль, жена всякий раз просит: привези Высоцкого. Ну, конечно, привезу, о чем речь - пакетики в черной картонной коробочке, с буквой "W".

Вульф Высоцкий был сионистом, или, как тогда говорили, - "палестинофилом". На его деньги издавался еженедельник на иврите, вкладывал он их и в еврейскую колонизацию Палестины, крупную сумму завещал на создание Техниона (Технического университета) в Хайфе. Финансировал разнообразные еврейские проекты и в России.

Три брата Поляковы многообразно прославились в экономической жизни России. Но с Москвой тесно связан только один - Лазарь (1842-1914) - создатель одного из крупнейших в России банковско-промышленных концернов, главный акционер и руководитель множества банков, торгово-промышленных и транспортных компаний, а также Коммерческого страхового общества.

Тайный советник, турецкий и персидский генеральный консул в Москве, в 1897 году Лазарь Поляков возведен в потомственное дворянство (один из первых случаев для евреев-коммерсантов). За попечительство над рядом московских благотворительных учреждений удостоен ордена Станислава первой степени.

В течение 35 лет был главой Московской еврейской общины. На его средства была выстроена Московская хоральная синагога - это с одной стороны; с другой, - участвовал в финансировании строительства Музея изобразительных (тогда - изящных) искусств имени А. С. Пушкина (тогда - имени Александра III).

В Москве действовали два из поляковских банков. В 1898 году он построил для Московского международного торгового банка внушительное здание, которое и поныне возвышается на углу Кузнецкого и Рождественки.

Лазарь Поляков сыграл выдающуюся роль в истории русского балета: блистательная Анна Павлова была его внебрачной дочерью.

Умер он в Париже, но похоронен в Москве.

Были в Москве евреи-банкиры, - были, понятно, и революционеры, в том числе и среди руководителей декабрьского восстания. Были и кадеты. Михаил Герценштейн - так тот даже в числе отцов-основателей партии. Депутат 1-й Государственной думы от Москвы. Депутатом Думы от кадетов был и другой москвич - Григорий Иоллос.

Оба они были убиты боевиками из Союза русского народа, московский отдел которого возглавлял тоже еврей (правда, родившийся в уже православной семье) - В. Грингмут. Он был также редактором "Московских ведомостей". Вообще говоря, в Союз русского народа вход евреям был заказан, и крещальные воды, открывающие иные двери, тут ничуть не помогали. Так и в Уставе было записано: ни-ни! Однако ж для В. Грингмута было сделано редчайшее исключение.

В дореволюционной Москве еврейская жизнь кипела: различного рода общества, газеты, журналы, издательства; действовала иешива. Очень сильны были позиции сионистов.

Потом пришли большевики - и все это кончилось.

Политический лекарь Лев Каменев

Коммунистическая пропаганда представляла снятие национальных ограничений как великое завоевание Октября. Однако это не более чем один из пропагандистских мифов.

Черта оседлости фактически была отменена правительственным циркуляром 1915 года. Правда, согласно этому циркуляру, некоторые районы России, в том числе и Москва, оставались закрытыми для евреев. Но несмотря на это, евреи - беженцы из западных губерний и в Москве, и под Москвой все же поселялись.

Февральская революция уравняла в правах всех граждан России. С чертой оседлости было покончено раз и навсегда.

Расколовшая страну революция расколола и еврейство. Разметало евреев по разным политическим лагерям. Участвовали они и в остро враждебных друг другу политических движениях - отменная возможность оказаться в злодеях, с какой стороны ни глянь: при всех режимах, при любой политической конъюнктуре. Наглядный пример - лубочная оппозиция "Высоцкий - Троцкий" из цитированного куплета. Все предприятия Высоцких были, само собой, большевиками национализированы.

Евреи-революционеры тоже были разведены по разные стороны баррикад. К примеру, другой сын московского раввина Шломо Минора - Осип, прожив полную приключений жизнь профессионального революционера ("солдата революции", как он сам себя аттестовал в воспоминаниях), оказался в 1917 году в кресле председателя Московской городской думы, был членом Учредительного собрания от Москвы. Питал сильную - и взаимную - нелюбовь к большевикам, из-за чего был вынужден совершить путешествие в Париж весьма нетривиальным маршрутом через Владивосток.

Евреи-большевики занимали в революционной и послереволюционной Москве ведущие посты. Первым большевистским комиссаром Кремля стал Емельян Ярославский, главный трибун коммунистического атеизма. А, скажем, председателем МК РКП(б) - Владимир Загорский, человек с биографией, будто сочиненной для авантюрного кино. Убит бомбой, брошенной анархистом в здание МК как раз во время собрания партактива. Симпатичная и будто бы нарочито русская производная его фамилии (а если быть точными, то псевдонима) "Загорск" на долгие десятилетия прилипла к Троице-Сергиевой Лавре и мало кого наводила на мысль о еврейском революционере. Позже, когда бурная река революции вошла в свое русло и партийно-советское начальство истреблялось уже не вражескими бомбами, а руками своих же, лубянских, московскую парторганизацию возглавил достопамятный Лазарь Каганович.

Первым председателем Моссовета был Лев Каменев - в отличие от вышеназванных не галахический еврей (мать Каменева была русской). В известном смысле история Жидовина Леона повторилась, хотя и с вариациями. Лев Каменев со товарищи взялся лечить занедужившую Россию: он знал рецепт - дал ей зелие пить и жечь начал скляницами по всему телу. И стало России еще тяжче. И вот Льва Каменева, по велению тогдашнего великого государя, поймали и пытали в лютых застенках и казнили смертною казнью. Правда, не из-за неуспешности прижиганий, а по причинам совсем иного свойства.

Но до этого было еще жить и жить. И в самом кошмарном сне такой исход не привиделся бы ни в 18-м, ни в 19 столетиях. Революция открыла новую страницу истории евреев в Москве. Историю, полную взлетов и падений, надежд и разочарований, ужасных испытаний и чудесных избавлений.

Позаимствованно из Газеты "Иностранец"