На норвежском языковом фронте перемены.

Уважаемые любители (и профессионалы) норвежского языка, вашему вниманию предлагается статья доцента кафедры Скандинавской филологии Санкт-Петербургского государственного университета А.Н. Ливановой. Несмотря на то, что статья написана в 1998 году, многие ее положения м выводы отнюдь не утратили своей актуальности. Многие аспекты проблемы - диалекты, риксмол, нюношк обсуждались в форуме "La oss snakke norsk". Надеюсь, данная статья будет способствовать возобновлению плодотворной дискуссии.
Статья публикуется с разрешения автора.


НА НОРВЕЖСКОМ ЯЗЫКОВОМ ФРОНТЕ ПЕРЕМЕНЫ

Кажется, непримиримая борьба сторонников двух официальных языков Норвегии - букмола (в его наиболее консервативной форме - риксмола) и нюношка постепенно, на фоне почти полного забвения самношка (будущего единого языка как цели языкового развития), постепенно входит в мирное русло.
С 1952 г. ведущая центральная газета "Афтенпостен" придерживалась орфографии риксмола, разрабатываемой Riksmålsforbundet - Союзом сторонников риксмола и Det Norske Akademi for Sprog og Litteratur - Норвежской Академией Языка и Литературы (негосударственными организациями, стоящими на страже интересов традиционного риксмола). В указанном печатном органе писали efter "после", sprog "язык", have "сад", nu "теперь", frem "вперед" и т.п., а не официально принятые, etter, språk, hage, nå и fram.
В 1981 г. усилия сторонников риксмола увенчались успехом.
Стортинг принял большинство отстаиваемых ими форм в качестве равноправных. В 1983 г. и Det Norske Akademi for Sprog og Litteratur сделала шаг навстречу: в риксмоле признали возможность употребления букмольных форм.
В 1993 г. "Афтенпостен" в основном перешла на официальную школьную норму. В газетных текстах замелькали слова annerledes "иначе", foreløpig "временно", sjanse "шанс", vitenskap "наука" (вместо прежних anderledes, foreløbig, chanse, videnskap). Постепенно вводятся в употребление и многие прочие слова в орфографии умеренного букмола. Нужно отметить, что в сторону умеренного букмола сделало шаг и норвежское агентство новостей НТБ - Norsk terlegrambyrå. Можно надеяться, что такое развитие событий будет способствовать выработке более единообразной орфографической нормы и положит конец творящейся в норвежском правописании неразберихе, превратно понимаемой значительной частью норвежской общественности как выражение высокой степени демократичности норвежского общества.
Речь шла пока о нормализации одной из двух официальных норм норвежского языка - букмола (и эго неофициальной разновидности риксмола), что касается нюношка, он, несмотря на уверения эго сторонников, в последнее время сильно сдал позиции. Это отмечают многие. Как пишет Рената Бартщ, "несмотря на все старания и поддержку со стороны правительства, внедрение нюношка не было успешным за пределами сельских районов, поскольку он не пользовался поддержкой значительной части образованных людей и не создал великой литературной традиции" (1:252). Последним маленьким шагом нюношка по пути сближения с букмолом и с разговорной практикой послужило принятие в январе 1996 года написания Norge "Норвегия" как допустимого наряду с традиционным Noreg, которое можно услышать в живой речи разве что на заседаниях Mållaget - организации сторонников нюношка.
Однако успех букмола следует признать относительным. Как и в большинстве других западноевропейских стран, в Норвегии все большее распространение, за счет обеих официальных норм, получает диалектальная речь. При той почти полной нормативной вседозволенности, что господствует в школьных орфографических рекомендациях, при значительном числе телевизионных и радиопередач на сильно один от другого отличающихся диалектах, вряд ли можно ожидать от норвежцев высокой степени владения литературным языком.
Лингвисты в Норвегии также демонстрируют изменение подхода к диалектному материалу. Если ранее результатом исследований отдельных диалектов чаще всего являлись их подробные описания, с упором на фонетику, то теперь на первый план выходит лексика, которую все чаще включают в общенорвежские словари. Примером могут служить два вышедших в 1995 г. под редакцией Харалда Нуренга дополнительных тома к самому большому и надежному словарю норвежского языка " Norsk riksmålsordbok ", четыре предшествующих тома которого вышли в период между тридцатыми годами и 1957 годом. Как пишет в предисловии к пятому тому сам редактор, "два новых тома включают значительное количество диалектального и регионального материала из газет, выходящих в различных районах страны" (2:HI). При этом проникновение в риксмол большого числа элементов диалектных, понимаемых как более народные, Харалд Нуренг объясняет отчасти необходимостью противостоять "давлению извне" (там же, H).
Под таким "давлением" понимается, в частности, проникновение в норвежский язык (как, впрочем, и другие европейские и неевропейские языки), начиная с сороковых годов, большого количества слов из английского языка. Нуренг сравнивает лавину обрушившихся на норвежцев англицизмов и особенно американизмов с пережитым в конце средневековья нашествием нижненемецкой лексики. (Отметим в скобках, что норвежский язык скорее выиграл от последнего, нежели пострадал.) Однако, как истинный ученый, Нуренг ограничивается в своей лексикографической деятельности регистрацией таких заимствований.
Иначе поступил Norsk språkråd - Норвежский Совет по языку. Перед плановым уходом со своего поста, председателю этой организации Тове Бюлль и ее заместителю Гейрру Виггену удалось 18 января 1996 года провести в Совете решение, согласно которому 54 англицизма получили норвегизированное написание (наряду с допустимым английским), например, displei/display "дисплей", gaid/guide "гид", pes/pace "темп, аллюр" и т.д. (Отвергнутыми оказались лишь четыре из предложенных написаний: jåt - yacht "яхта", pøbb - pub "паб", sjov - show "шоу" и tim - team "команда".) Это решение вызвало бурную дискуссию. Норвегизация орфографии английских слов как бы узаконивает их употребление наряду с исконными норвежскими, придает им реальные права гражданства, что и вызывает раздражение норвежских пуристов. Однако речь ведь идет в основном о словах, прочно вошедших в лексикон среднего норвежца, и принятое решение лишь подтверждает очевидное. Языковеды хорошо понимают это. Так, среди сторонников принятого решения - профессор Даг Гюндерсен. Поддержал его также Гюдлейв Форр, председатель языкового совета газеты "Дагбладет", и, с определенными оговорками, главный редактор газеты "Афтенпостен" Эйнар Хансейд ("Афтенпостен" от 20 января 1996, стр. 6).
Впрочем, отдельные написания вызывают вполне оправданный протест. Например, странно видеть букву скандинавского алфавита å (появившуюся в нем лишь после реформы 1917 года, обычно встречающуюся в исконно скандинавских словах и ведущую свое происхождение от долгого "а", обозначавшегося на письме как "аа" и затем подвергшегося стяжению в å [о]), в словах sjåk (choke) "катушка" (в автомобиле) и skvåsj (squash). Последнее, собственно, не одно слово, а два: омонимы "кабачок" (овощ) и спортивная игра "сквош".
В данном случае деятельность Совета, определяемая его членами не как нормативная, а регистрирующая и рекомендательная, явно находится в противоречии с декларируемыми принципами, за что и
подвергается резкой критике. Так, писатель Эрик Фоснес Хансен в газете "Афтенпостен" от 23 января 1996г оценил рассматриваемое решение Совета как попытку опередить естественное развитие языка, вмешаться в него. Ведь написание указанных слов не почерпнуто из письменных источников, а разработано самими членами совета на основании воспринятого на слух произношения. Совет же постоянно подчеркивает, что и не собирается вырабатывать какую-либо норму, а тем более рекомендовать ее как единственно правильную. Позиция совета такова: "Любые женщина и мужчина могут быть уверены, что язык, на котором говорят у них дома, и есть хороший норвежский язык" (Гейр Вигген в интервью газете "Афтенпостен" 21 января 1996 г.). Уже упоминавшийся Эрик Фоснес Хансен так откликается на данное высказывание: "Звучит заманчиво. В нашем языковом сообществе не должно быть разницы между Ибсеном и Гамсуном, нет. Все сойдет, лишь бы мама так говорила. И если сомневаешься, нет нужды спрашивать Совет по языку. Спрашивай маму!". Поводом для иронизирования явилось здесь и высказывание Тове Бюлль в указанном интервью: "Мы не можем морализировать на тему языка, на котором говорит молодежь, это было бы и глупо, и смешно".
Но смешно ли? Отсутствие четких норм вносит путаницу в сознание норвежцев с самого нежного возраста. Расскажу о непосредственно наблюдавшихся мной ситуациях.
Четырехлетний Трунн из семьи, в которой все говорят на риксмоле, ходит в детский сад, где воспитатели пользуются городским просторечием норвежской столицы. Трунн строит из кубиков домики и говорит :"Nå setter jeg taka på husa" ("Вот я ставлю крыши на домики"). Отец восклицает: "Опять эти "а" в окончаниях!", имея в виду просторечную форму определенного артикля множественного числа "а" вместо литературной "ene". Ребенок испуганно исправляется: "Nå setter jeg taken på husen", подставляя определенный артикль единственного числа общего рода к словам среднего рода. Ошибка вызвана совпадением формы определенного артикля единственного числа женского рода, редко употребляющейся в литературном языке, с просторечной формой определенного артикля множественного числа.
Девятилетняя Хильда из профессорской семьи уже ходит в школу. Дома она, как и родители, произносит слово venninde "подруга" с четким "d"; в школе с долгим "н", как учителя.
Как видим, дети находятся в состоянии постоянного стресса, вызванного давлением со стороны разных групп, как минимум трех: семья, учителя, товарищи. К каким результатам это приводит, можно получить представление, обратившись к текстам, составленным образованными носителями языка, будущими норвежскими учеными -
студентами-антропологами.
В связи с проведенным мной исследованием выражения функционально-семантической категории интенсивности в норвежском языке в Норвегии рассылались анкеты. Результаты опроса оказались интересными не только для целей исследования, но продемонстрировали несколько важных моментов, связанных с современным языковым положением в стране изучаемого языка.
Участники опроса должны были указать свой возраст, пол и используемый ими вариант языка. В присланных анкетах ни один участник не назвал нюношк в качестве используемого им варианта. Незначительное число источников считают себя носителями букмола. Подавляющее же большинство указывают в качестве своего языка диалект, довольно, впрочем, широко понимаемый. Так, среди названий диалектов указаны østlandsk, østfold, østlandsdialekt; utkant -"mest bokmålstil"; sørlandsdialekt, sunnmørsdialekt; trøndersk; Tromsødialekt; nordlandsdialekt, nordlandsk, nord-norsk/nordnorsk; finnmarksdialekt - то есть, в сознании говорящих диалектные ареалы в основном совпадают с крупными административно - территориальными. (Отметим, что для студентов официально непризнанный риксмол как бы не существует; многие норвежские лингвисты также не учитывают этот социолект в своих исследованиях - ведь это, как они говорят, "частнополитическая группа". Даже если и так - "группа" эта далеко не немая.)
Во многих ответах поражает незнание элементарных орфографических правил. Несколько раз встретилось раздельное или через дефис написание слова "мультимиллионер" - mangemillionær: mange millionær и mange-millionær. Riking - "богач" - пишут как rikeng.
В некоторых случаях окончание прилагательных среднего рода присоединяется непосредственно к форме общего рода, без необходимого в таком случае опущения удвоенной согласной: løvtynnt. Бросается в глаза непонимание внутренней формы слов, например, при написании слова gjeldende "что касается" как gjeldenne.
Многие информанты не понимают разницы между словом и обозначаемым им понятием. Хотя в задании неоднократно подчеркивалось, что нужно употребить, скажем, слово rik "богатый" с различными дополнениями, в ответах видим и riking "богач", и velhavende "состоятельный", и millionær, и gold stilt "обеспеченный", и velholden "зажиточный".
Напротив, многие слова, входящие в богатые синонимические ряды, ощущаются студентами как лишние, ненужные; например, aldeles "совсем", и даже meget и svært "очень". Вместо них почти во всех случаях употребляются kjempe или, при отсутствии эго в диалекте носителя, skitt или jævli. Многие студенты не смогли справиться с заданием, в котором нужно было завершить предложение устойчивым сравнительным оборотом, если таковой имеется. В анкете было 27 таких предложений. Как все понимают, предложения подбирались не случайно, а под уже встретившиеся в литературе обороты. И если в единичных анкетах информанты сумели подобрать нужные сравнения ко
всем словам, то в нескольких ответ нашелся только для четырех-пяти случаев!
Итак, что же мы наблюдаем? Выдающийся датский лингвист Луи Ельмслев писал, что для овладения языком необходимо владеть "системой" (то есть, структурой) и "нормой" (набором грамматических правил), но не узусом (под последним он понимал разговорную речь в ее произносительном и территориальном разнообразии). Буквально Ельмслев пишет следующее: "например, тот иностранец, который говорит на языке четко и правильно в том, что касается грамматики и выбора слов, но с иностранным акцентом, владеет системой и нормой, но не узусом" (3:147).
Похоже, что норвежцы в своей стране находятся зачастую в более сложном положении, чем иностранцы в других странах. Система и норма в их языке в том виде, что преподносится со страниц школьных учебников и газет, с экранов телевизоров, размыта до невозможности; "узус" же представлен таким количеством вариантов, что нужно быть писателем, как Эрик Фоснес Хансен, чтобы чувствовать себя уверенным на ниве языкотворчества.

ЛИТЕРАТУРА
1. Bartsch R. Norms of language. Longman. London and New York, 1987.
2. Noreng H. Innledning//Norsk riksmålsordbok. Bind V. Første tilleggsbind. Kunnskapsforlaget. Oslo, 1995.
3. Hjelmslev L. Sprogsystem og sprogforandring. Nordisk Sprog- og Kulturforlag. Copenhague, 1972.