Стол

Что только не называют сегодня "обеденным столом"! Оклеенные пролаченной бумагой или пластиком прессованные опилки на разномерных рахитичных ножках - это, по-вашему, стол? Да за ним чай вдвоем попить - уже тесно! Не знаю, как вам, а мне неприятно ощущать локоть, плечо и бедро соседа, когда я кушаю. У меня от этого начинается легкий приступ автобусного озверения. Кроме того, я не признаю столов овальной и круглой формы, потому что, не смотря на все бабушкины попытки привить мне культурные манеры, я привык давать локтям упор, а не оставлять их висящими над пропастью. Про такое убожество, как раздвижные и раскладные столы, а тем более про столы-книжки, лёгким движением руки превращаемые в тумбочки, я даже говорить не хочу.
Да, я желаю расшаперивать локти и вольготно откидываться на спинку стула, не опасаясь, что он рассыплется подо мною вдрызг, в дрова. Я желаю лицезреть пространства яств, а не жмущиеся друг к дружке полпорционные общепитовские тарелочки. Наконец, я хочу, чтобы стол не шатался и не скрипел.
Настоящий обеденный стол должен быть большим, прямоугольным, прочным и неподъемно тяжелым. Ножки его уподоблю колоннам древнего храма или могучим древесным стволам. Они должны казаться врастающими в пол или вырастающими из него, как у стола поэта Лившица, а понизу обязательно испачканы краской: ибо, когда раз в три года красят пол, стол не тревожат...

Он был воздвигнут на веранде. Оттолкнувшись от половых плах, служащих Ему фундаментом, мой взгляд скользит вдоль прихотливых изгибов четырёх темных колонн, задерживаясь на глубоких трещинах. Эти трещины выдают, какая гигантская тяжесть веками давила на колонны сверху; это сумасшедший дровосек Время рубил их своей серебряной секирой, раскалывая вдоль. В одном из разломов я обнаруживаю позеленевшую трёхкопеечную монету и напрасно пытаюсь вытащить её, не щадя ногтей и эмали последних молочных зубов. Но стол не желает расставаться с добычей.
Внезапно колонны обрываются. Там, на раме из мощных брусьев, покоится... Не могу подобрать подходящего слова: "столешница" - нечто зыбкое и пахнущее опилками; "платформа" - термин из партийно-железнодорожного жаргона... Может быть, "плато"? Гигантское горное плато, когда-то вознесенное в заоблачную высь тектонической деятельностью планеты и вдруг оказавшееся на нашей веранде по прихоти весёлого волшебника? Довольно посмеиваясь, чародей скрыл истину под старыми газетами и многажды изрезанной клеёнкой, и, произнеся ещё одно заклинание, растаял в вечерних тенях...

К сожалению, на стандартной кухне такой стол просто некуда поставить. Да не только в метраже дело. Ведь настоящий стол не просто особым образом соединенные куски древесины. Стол сначала надо обживать, как обживают пустынные земли; приручать, как Маленький принц приручал Лиса; делить с ним воспоминания, радости и горе. И так каждый день, поколение за поколением.
Настоящий стол воспринимается как нечто одушевленное и родное. Это не "многоуважаемый шкаф", не самодостаточная величина. Но и не очаг - страж и сторож места. Стол, вбирая в себя атмосферу дома, становится её хранителем и носителем одновременно. И если случится вам переехать в новый дом с новым очагом, стол будет тем связующим звеном, которое не даст прерваться истории вашей семьи. Вы всё также будете собираться за ним не только для совместной трапезы, но для того, чтобы ощутить, простите за высокопарность, душевное единение...

Когда алое солнце сыто валилось в западные пределы, вокруг Него возникала привычная суета. Из прохладных комнатных глубин приносилась скатерть. Влажной фланелевой тряпочкой с клеёнки стирались следы дневных забот, и на счет "три" косо взметался над верандой почти белоснежный парус с кружевной оторочкой. Вспыхивал на мгновение, пронзенный закатным сиянием, и плавно опускался долу.
Словно в предчувствии бала, отовсюду сбегались фрачноблестящие крепконогие "венские" стулья; важно выплывали необъятные суповые тарелки, тусклые мельхиоровые ложки и вилки, размером в руку, и толстые столовые ножи.
А сквозь распахнутые стеклянные двери на веранду проникает густое облако ароматов. И, не в силах превозмочь голодные спазмы, мы с братом скатываемся по ступенькам в садик, где, разыскав в малинных зарослях опавшие яблочки-пеструшки, пожираем их с черешками и косточками...
Но вот все готово и все замерло в последнем ожидании.
- Мяса хочу! - сотрясает стены рык.
Этим ежевечерним рёвом наш дядя знаменует своё возвращение с работы. Наверное, так же он рычал и в своих геологоразведочных экспедициях, вгоняя в дрожь уссурийских тигров и кара-кумских верблюдов. Иногда дядя издает ещё странный горловой крик. "А-а, вы же не знаете! Был такой трофейный фильм "Тарзан повелитель джунглей". Тогда все лето на каждом карагаче сидело по "тарзану"..." Да, этот фильм мы не видели. Но, в полном соответствии со сценарием, заслышав дядин зов, несемся к веранде, как стадо молодых слонов. Кроме голода нас подгоняет желание занять лучшее место: угол сундука у самых перил. Давно уже оговорено, что победитель, оседлавший сундук, получает царские права: он может лишить своего подданного компота, может заставить его целый час молчать, может... Ничего он не может, потому что дяде тоже нравится сидеть на сундуке.
-А ну, спиногрызы-короеды, марш с моего места!
И мы удручённо-обречённо уползаем прочь, нарочно цепляясь ногами за всевозможные действительные и воображаемые выступы. Вдобавок ко всем несчастьям, на веранде появляются наши бабушки и отправляют нас "мыть руки перед едой". Все бабушки одинаковы: нет бы вступиться за обездоленных мальчиков и прогнать торжествующего дядю с сундука...
- И лица умойте, смотреть страшно.
- А не смотрите! - хамлю я, и тут же получаю крепкий геологический подзатыльник...
Когда-то, давным-давно, писатель Бонч-Бруевич придумал гадский рассказ про "общество чистых тарелок". Чем изрядно попортил кровь не одному подрастающему поколению. Нет, когда перед тобою холмик картофельного пюре, увенчанный бефстроганым, я согласен. Но на время поедания молочного супа - а молоко с пенками и лапша, словно намыленная, и четыре ложки сахару, вопреки чаяниям, вкуса не улучшают - прошу прерывать моё членство в вышеуказанной организации.
Можно, например, уронить на пол ложку. Тут же нырнуть за ней под стол и долго не вылезать, а сидеть, прижавшись лицом к шершавой верандной ограде, разглядывать в щели между штакетинами садик и представлять себя узником в темнице, орлом, закормленным в неволе. И горькая дума морщинит чело: "Эти взрослые нас никогда не понимают. Вот вырасту, вот будет у меня сын..."

Вот вырос. Вот у меня сын. И что? Неожиданно ловлю себя на том, что с насквозь фальшивой строгостью требую от него "петушка на донышке". М-да! Остается утешаться, что так уж меня воспитали, и моей вины в этом нет. Брук-Бонч виноват. С него и спрашивайте. Преисполнясь раскаяния, я позволяю сыну полить макароны томатным соусом. Сын пробуждается от тоскливой дремы и тут же плюхает в тарелку целую ложку кетчупа. После старательного перемешивания макароны становятся похожи на блеклых дождевых червей... бр-р!... а он ест! Сколько раз я ему показывал, как правильно пользоваться соусом. Его надо брать понемногу, осторожно класть с краю, подцеплять по капельке на кончик вилки: так, чтобы сначала ощутить на языке его восхитительную кисловатую сладость, чтобы всё в тебе вздрогнуло и встрепенулось в предвкушении, и рот наполнился слюной...
Однако вернемся к столу. Знаете, за маленьким столом и разговоры мелкие: политика, работа - всё сиюминутно, всё злободневно и просто зло. Маленький стол разрушает гармонию времен. "Сейчас" и "то самое время" за маленьким столом не помещаются. А "вчера" и "завтра" вообще приходится оставлять в холодильнике. Впрочем, есть одно единственное исключение. Догадались? Когда за столом только Он и Она. Хотя, какое же это исключение. Это вообще "из другой оперы".
Стол - понятие даже не семейное. Стол - понятие родовое. "Разделить стол" - это все равно, что породниться. Хочется, чтобы так. Помнится, в детстве мы с братом очень переживали, когда на праздниках нам не доставало места за Большим Столом и приходилось ютиться за приставным Детским Столиком.
- Он ниже, вам там будет удобнее, - успокаивали нас толстокожие Взрослые.
Да разве в удобстве дело!
И всё-таки я рад, что мне посчастливилось познакомиться с настоящим столом. Его дальнейшая судьба причудлива и неприятна, как судьба нашей исчезнувшей страны. Остается вспоминать. Иногда сентиментально, иногда с псевдоумной саркастической ухмылкой. Столу от этого не жарко, не холодно. Он спокойно плывет по океану времени, вспарывая волны, а белесые пятна и круги на его спине, оставленные самоварными лапами и горячими медными и эмалированными тазами с айвовым, яблочным, вишневым, малиновым и персиковым вареньем, подобны следам присосок гигантских кальмаров и осьминогов на шкуре Моби Дика.

Роман Ясюкевич

http://zhurnal.lib.ru/