Клубника под горчичным соусом

Ты не мог просто пригласить меня на свою свадьбу! Ты попросил свою невесту послать мне приглашение. Оно пришло сегодня вслед за неторопливыми шагами утреннего почтальона. Оно пришло как приглашение на похороны собственной надежды на воскрешение любви, сухую землю которой я так старательно поливала слезами.

Теперь я держу его в руках – листок и перегнутая пополам открытка с целующимися ангелоподобными голубками с кольцами вместо нимбов, - умилительно рифлена, приторна до тошноты. Графический росчерк, золотое плетение букв с насмешкой смотрит на меня. Я роняю на пол увеличивающийся в призме влажных глаз конверт и сама падаю вслед за ним. Мучительно долго выплескиваю горькую влагу из двух полупрозрачных зеркал на упругую подушку. Все бесполезно. О, с каким злорадством я послала бы приглашение своей сопернице, если бы в битве за вожделенный кубок победила не она. Но в финальном матче со счетом 3:0 победила новая, никому неизвестная команда. Едва знакомая тебе футболистка забила меткий гол в твои ворота. А я опять попала в штангу. Самым обидным было то, что я сама познакомила тебя с ней.

Летом мы решили парами собраться с друзьями на пикник. Ты пригласил давнего любителя экстремальных рыбалок – знакомого поэта и великолепного охотника вместе с собакой. Кампания подобралась превосходная, но у поэта не оказалось пары. Он был так одинок и писал такие грустные стихи! Из-за чего его очень редко звали в гости. После первой рюмки он начинал рвать с шеи галстук и так проникновенно читать свои стихи, что гости начинали расходиться. Некоторые оставались из почтения к признанному таланту и сочувственно кивали во время текстовых пауз.

Поездка была задумана как акция поднятия настроения тоскливому лирику.

«Пойми» – возроптал ты на мои требования не звать небритого, опухшего от активного творчества, увенчанного славой стихоплета, безжалостно критиковавшего мои робкие шаги в области литературы: «Не пишите о бабочках, о бабочках пишут женщины в очках» – неумело острил он, и полагал, что оригинален. Я шипела что-то в ответ о том, что очков у меня нет, но есть голубые линзы, приобретенные для контраста с основным цветом моих глаз (ты так любишь разнообразие). Тогда он начинал беситься и, ухватившись за дорогой прибор венского фарфора кричал, что я унижаю дорогую посуду той едой, которую укладываю на расписанную морозно-кружевным узором тарелку. Да знаменитые мастера – основатели торговой марки, переворачиваются в гробу от такого кощунства. «Что это?!» - курица поднята в воздух и сотрясается в изнеженных руках бумагомарателя. – «Что здесь делает лимон?» – палец производит неприличное движение, показывая на место, откуда выглядывает запеченный фрукт, больше похожий на сушеную грушу, чем на южную кладовую витамина С.

- Я такое увидела в рекламе. Знаменитый шеф-повар показывал…
- Почему не соленая?
- Забыла!
- А где майонез?
- Кончился!

Птица жестоко, до обиды маленького сердца, которое я тоже забыла вынуть, брошена на полупрозрачное блюдо.

«Пойми!» - взываешь ты. – «Мы должны ему помочь. Он прожигает жизнь. У него нет цели. Ему нужна женщина. Охотник поедет с собакой, а он будет один? И потом… Черт!»

Камень попадает на зуб.

- Почему в твоих котлетах камни?
- Я купила их в магазине. Там, на ценнике, было написано «Сборные». Других не было…
- Черт!
- Опять камень?
- …
- Ладно, давай поможем поэту.

Как знать, а вдруг он перестанет критиковать мои кулинарные способности. И его станут приглашать в другие дома, тогда он станет меньше бывать у нас.

- Пригласи какую-нибудь подругу. Кто из них одинок?
- Все.
- Выбери получше.
- Так и быть, постараюсь.

Лучше бы у меня отвалился язык, когда я давала согласие участвовать в постановке встречи двух сердец.

Милая Алена всегда пекла такие вкусные пирожки, что я любила бывать в ее пахнущей ванилью и сдобой квартире, где царил идеальный порядок и каждая вещь имела свое место. Я пала жертвой своего чревоугодия: Алена обещала взять на пикник кулебяку.

Там, на лоне природы, пока поэт и я уписывали за обе щеки кулинарный шедевр, а охотник рассказывал байки про медведей, на которых ходил, и даже подстрелил одного с «большу-уще-ей головой» (его шкуру, лежащую на полу спальни, где висела коллекция ножей (несостыковка плоскостей) – ловко подмечена моя любовь к оружию, он настойчиво звал посмотреть), ты успел не только познакомиться с Аленой, но и уплыть с ней на два часа за лилиями. Мы успели вдоволь настреляться из ружья по шишкам, найти белый гриб, поплакать под новую поэму, а вы все не возвращались. Наконец, когда охотник учил меня дрессировать собак, вы явились и с жадностью набросились на остатки нашего пиршества. Мой дорогой, такой зверский аппетит ты проявлял только после…

В тот же вечер, когда солнце легло спать и последний луч, заблудившись в стеклах окон, заглянул в наш дом, он удивился представшей перед ним картине: мужчина метался по квартире, собирая вещи в печальный серый чемодан. На дно летели рубашки, лентами, сверкнув, падали галстуки, булавки, бритвенный прибор – все в одну кучу. Взгляд задержался на рамке. Мгновение и последняя памятная вещь ушла в пасть кожаного крокодила, встала там поперек, мешая закрыться, щелкнув зубами. Мебель, всегда державшаяся на моей стороне, охотилась за разъяренным мужчиной, подставляя подножки. Я недоумевала: почему?

- Я должен на ней жениться – просто обязан: она была девушкой.
- А я кем была? Если ты забыл, придется напомнить: и у меня ты тоже был первым.
- С тобой совсем другое дело – ты не пропадешь. Как пиранья сожрешь кого угодно с потрохами… А я… я курицу с внутренностями есть не могу! Ты же готовить не умеешь!
- Да ты ее фигуру хорошо рассмотрел? Как вы только лодку не перевернули! – Сорвалась на крик.
- Я же сказал, что ты не пропадешь.… А у нее такие вкусные пирожки!
- Сдобная булка! Ванилью несет за километр!
- Забери ключи.

Звенящая связка увесисто шлепнулась на полированную поверхность тумбочки, издав характерный звук. Брелок оторвался от цепочки и, перевернувшись в воздухе, утек под диван.

«Так тебе и надо – сказала мама. – Путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Учись готовить.»

Я купила учебник кулинарии. Миксер мне подарил сочувствующий поэт, который как мог поддерживал меня, посвящая моей утрате трогательные стихи. За день до твоей свадьбы я позвонила: « Поужинай со мной последний раз. Прошу тебя. Последний раз…»

Сегодня, пока твоя невеста примеряет газовую фату с кремовыми цветочками и затягивает корсет на полной груди, ты в последний раз будешь моим. Может быть, столь сильный контраст поможет решить тебе, что лучше: стройная женственность, пробужденная тобой или холодная фригидность. Я или она?

Сегодня ночью я забью последний штрафной гол в ворота, где уснул вратарь. Выбирай.

Как всегда ты закурил. Пепел падает на шелковую простыню.

- Просто божественно!
- Лучше, чем с ней? - Язык подкрадывается.
- Можешь и не спрашивать. Всегда одно и тоже – никакой фантазии. А масса, масса… Она меня просто давит. А ты – творческая личность. Кстати, ты научилась готовить? – Клубника была бесподобна. Как называется?
- Клубника под горчичным соусом.
- Ты забыла купить сливки?
- Нет. Я так захотела. Разве невкусно?
- Ну и фантазия!

Отыграл свадебный марш. Кольца навинчены на пальцы. Лже-парадигма любви брошена под ноги другой женщине.

Ты опять просишь о встрече. Мы столкнулись в больнице, там, где ты ждал беременную жену, а я пришла по своим женским делам.

Я, взахлеб, эмоционально начинаю рассказывать тебе о поэте, его новых стихах, о том, как я помогаю ему подбирать рифму, а ты, сжимая до выступания пота на гладкой поверхности, пачку яблочного сока, говоришь о женской силе влияния на мужчин. Вспоминаешь муз Пушкина и Лауру однольба-Петрарки.

Алена, покидая обитель белых масок и железных щипцов, гордо выносит живот из дверей. Искренне радуется мне, расспрашивает о моих делах, приглашает быть крестной матерью, а я отвечаю приглашением на свадьбу. Начинаются шумные расспросы о платье, количестве гостей, предлагается помощь в организации – я с радостью принимаю ее, удовлетворенно глядя на твое скривившееся от кислоты известия и нанесенного удара ниже пояса, лицо. Долго бормочешь притворные поздравления, звучащие подозрительно невнятно. Мы с полчаса беседуем как лучшие друзья, тепло прощаемся, и ты уходишь, ведомый под руку. Уходишь, унося воспоминание о клубнике под горчичным соусом.

А я смеюсь до слез: как комично вы выглядите со стороны – чеховские толстый и тонкий. Умиляюсь каждый день поэту: он ест котлеты с камнями, никогда не жалуется, много зарабатывает и зовет меня музой. «Ты мой музык» – отвечаю ему ласково я.

Кушай, милый, свои пирожки. А пираньи и музыки любят клубнику под соусом духовной пищи.

Наталья Алтынбаева