Карантин

Военная служба в России – занятие, мягко говоря, немодное. Многим особенно впечатлительным гражданам армия наша представляется непонятной придурковатой организацией, составленной из невежественных людей в бедной и некрасивой одежде.

Считается, что молодых людей забирают в армию, чтобы унизить их, заставить голодать, лишить воли, мозга, а затем убить. В обществе сформировалось стойкое ощущение, что военная служба – что-то наподобие страшной пыточной тюрьмы, которая грозит всякому человеку не за уголовный проступок, а просто за то, что вместо розеточки у него – вилочка, вместо кружочка – палочка. Явные неудачи армии в Чечне, солдаты, побирающиеся на улицах городов, и умственно отсталые генералы только усиливают это впечатление. Военных в России недолюбливают, их журят газетные публицисты.

Я, признаться, и сам за рюмкою спиртного напитка люблю поспорить о том, почему служение Родине, бывшее когда-то в России главным предназначением ее аристократии, стало таким отвратительно плебейским занятием. Тут уж, знаете, иногда доходит прямо и до крамолы, в том смысле, что какая там нынче аристократия – одни дети ленинградских коммуналок, одни последствия белых ночей. Но все эти рассуждения, поверьте, происходят от скуки и сомнений, из которых приготавливается русская водка. Сам-то я прекрасно понимаю, что такое советсткая армия и зачем она нужна человеку. Как и положено, я отдал ей свои два года и поэтому вполне имею право вместо нытья иной раз взять да и произнести главный девиз родимых вооруженных сил: кто в армии не служил, тот – говно.

Уход мой в армию весной 1984 года был, разумеется, обставлен как горе семьи. Умный, многообещающий мальчик, практически круглый отличник средней школы № 372, оказался кромешным идиотом, не сумевшим поступить по блату на дневное отделение факультета журналистики МГУ. Сын журналиста и учительницы русского языка составил такую схему сложноподчиненного предложения, что с ней ничего не смог поделать лично декан факультета Ясен Николаевич Засурский. Схема выходила такая, что ставила поперек моей зарождающейся жизни чудовищную нестираемую запятую: повестка из военкомата велела явиться на сборный пункт прямо на следующее утро после моего восемнадцатого дня рождения.

Утешением, конечно, служило то обстоятельство, что, благодаря стараниям отца, меня отправляли недалеко от Москвы – в город Наро-Фоминск, в батальон обеспечения учебного процесса Военной академии им. М.В.Фрунзе. Но это утешение было слабым. Обривание головы, изъятие общегражданского паспорта и выдача военного билета, ритуал прощания с родителями и необходимость подчиняться командам незнакомых равнодушных людей рождали во мне такой ужас, как будто бы меня хоронят заживо. Когда на автобусе меня привезли в батальон, дверь на тот свет каразмы мне открыл печальный ангел. Это был дежурный по батальону, старший лейтенант Протопопов, военный с белыми кудрями и розовым лицом ребенка.

– На хер ты сюда приехал?– спросил меня ангел.

– Родине служить,– ответил я по возможности бодро.

– Езжай домой, ничего хорошего тут нет,– пошутил он так, как будто у меня была возможность выбора.

Все последующее можно оценить как внезапное искажение пространства. Предыдущая жизнь, привычки, представления о прекрасном, рост, вес, зрение и даже слова в одно мгновение потеряли для меня все свое первоначальное значение. "Карантин" оказался не изоляцией от общества по болезни, а курсами молодого бойца. "Парко-хозяйственный день" – не гулянием по парку с заходом в хозяйственный магазин, а мойкой унитазов, драянием полов и ремонтом техники в парке вооружений. "Вечерняя прогулка" – хождением с песнями по плацу. Смысл же существования человека на земле свелся к необходимости вставать в шесть часов утра, пеленать ноги вонючими портянками, на слово "Мостовщиков" вовремя отвечать "Я!", на любой приказ – "Есть!", после чего стараться ни в коем случае ничего не делать, чтобы не испортить, а найти лучше место, где можно поспать.

Поначалу служба в армии представлялась мне Господней карой за наплевательское отношение к схемам сложносочиненных предложений. Однако уже гораздо позже, когда был потерян счет дням, когда время потекло, как жидкое стекло, когда форма стала ближе и теплее матери, когда я научился есть майонез ложками и получать удовольствие от куска сливочного масла, когда мы съели бродячую собаку, застреленную из санитарных соображений старшим прапорщиком Луневым, когда я отдраил чугунной шваброй под названием "машка" десятки километров армейских коридоров, я вдруг с удивлением понял, что жизнь подарила мне один из лучших своих подарков. Напрасно говорят, что армия – священный долг перед Родиной, школа жизни. Оставьте эти соображения для наглядной агитации. Армия – уникальный аттракцион, позволяющий прожить вообще всю свою жизнь за очень короткий срок. Все характеры, какие вы можете себе вообразить, все ситуации, в которых вы можете оказаться, все горе и радость, какую вы можете испытать на просторах своей великой Родины, вся ее подлость, тупость и величие, все это падает вдруг к вашим ногам, обутым в кирзу и покрытым грибком. И вы идете по этой жизни, чеканя шаг и горланя бодрые песни. Клянусь, время от времени армия мне снится до сих пор. Я вижу покойного уже майора Короткова, ведущего нас на разборку кучи металлолома. "Жопа к жопе, дерево к дереву",– кричит майор Коротков, и это значит, что цветной металл – отдельно, черный – отдельно. Я вижу прапорщика с нечеловеческой фамилией Маслыган, армейского фельдшера, сверлившего мне зубы по методу немецких карательных отрядов. Я чувствую, как пот катится по моей спине, когда летом в зимних шинелях и шапках мы бежим кросс по плацу за то, что накануне отказались жрать на ужин комбинированную кашу "Дружба". Я очень не люблю эти сны. Но я знаю: это Родина моя подает мне знаки взаимопонимания.

18 лет назад что-то странное произошло между нами в процессе военного карантина. Кажется, мы обменялись с ней чем-то интимным. Я отдал ей свои два года и несколько зубов. Я не предал ее, не испугался, не возненавидел, не сошел с ума. Она взамен не убила меня, не унизила, не прокляла. Мы расстались друзьями. Мы квиты теперь. Она иногда напоминает о себе, я – о себе. Неважно, нравимся ли мы друг другу. Важно не любить или ненавидеть Родину, важно иметь на это хоть какое-то право. Кажется, я честно заслужил его. Спасибо. Ура.

Сергей Мостовщиков

Gazeta