ТЕРАКТ В НЬЮ-ЙОРКЕ: ГОВОРЯТ ОЧЕВИДЦЫ

Бесполезно конкурировать с телевиденьем и пытаться передать события, происходившие сегодня в Нью-Йорке. Ограничусь личными впечатлениями. Без четверти восемь утра я вышел из подземной станции на Медиссон Сквер Гарден и на такси поехал в Нижний Манхеттен на деловую встречу. В 8:45 прогремел первый взрыв в комплексе Центр международной торговли. Весь мир облетели кадры пожара, когда самолет врезался в здание. Примерно в это время я зашел в расположенное неподалеку здание и поднялся на лифте в контору. Близнецы видны отовсюду. К слову сказать, там не два, а семь зданий, возведенных на участке, полученном инвестиционной компанией Барри Сильверстейна в аренду на 99 лет. Мы прервали совещание, когда секретарь обратила наше внимание на пожар в северном здании комплекса. Надо отметить оперативность средств информации, потому, что по всем каналам телевидения уже передавали кадры, которые видел потом весь мир. Мы же смотрели в окно. Внизу сновали машины и люди. По телевизору передавали сводки о пожаре Пентагона, об угнанных самолетах. Около 10 часов близнецы рухнули. Происходящего там уже не было видно из за облака дыма. Пыль и пепел покрыли тротуары, машины, оседали на окнах.

Происходящее выглядело нереально и больше всего напоминало фильм-катастрофу. Улицы быстро опустели. По радио предупредили, что город закрыт и лучше никуда не ехать. Отказала сотовая связь. Прекратили работать многие сайты интернета. Сообщалось об эвакуации правительственных учреждений. Нам тоже запретили выходить на улицу. Но мы вышли. И стали свидетелями исхода людей из Манхеттена. Тысячи людей, закутав лицо или одев маски, молчаливой толпой шли в сторону Бруклинского моста. Шли в тишине. Я не видел бегства, паники, толкучки или истерии. Толпа неуклонно катилась в сторону мостов через Гудзон. Рассказывали, что полиция не пропускает людей через туннель Линкольна в Нью-Джерси, но мосты были открыты для пешеходов.

Около четырех я добрался до железнодорожной станции в Бруклине, сел на поезд и уехал к себе в Лонг-Айленд. К трем как раз пустили поезда и естественно, что вагоны были переполнены. Здесь поражала какая-то тишина, порядок и доброжелательность людей. Люди были спокойны.

Вообще-то американская жизнь не располагает к общению. Каждый заперт в своей машине, в своем доме, в своей общине. Пресловутая политическая корректность тоже не располагает к непринужденности. Вместе с тем американцы в большинстве своем очень доброжелательны. Во время утренних пробежек со мной здороваются незнакомые люди. Женщинам и старикам уступают место. Дома сидеть не хотелось, и я отправился в ближайший станцию переливания крови. На днях они жаловались в газете на недостаток доноров.

Уже издали было видно, что доноров теперь в избытке. За мной подьехал на велосипеде бездомный негр, спросивший, или это автоаукцион. Все подъезды были забиты машинами, а направлявший движение полицейский великодушно посоветовал припарковаться на обочине хайвея, за что в обычное время можно запросто схлопотать штраф. Огромная очередь огибала здание станции несколько раз. В очереди стояла Америка – белая, черная, светлоглазая и смуглокожая. Люди вела себя очень непохоже на очередь российскую, израильскую или французскую. Очередь двигалась завихрениями, люди подходили, проходили вперед, создавали дискуссионные группы, мешались, возвращались. Многие приносили из машин зонтики, раскладные стулья. Какая-то фирма из соседнего здания раздавала людям пластиковые ящики. Добровольцы предлагали питье, сендвичи, сласти, фрукты. Другие обходили очередь с мешками и собирали мусор. Все это явно никто не организовывал. Просто близлежащие к станции магазины, буфеты и рестораны жертвовали из своих запасов. Я встретил знакомого, у которого иногда покупаю невкусные, на мой взгляд, американские пончики. Вместе с пятилетней дочкой он раздавал продукцию своего заведения. Другие фирмы давали оффисные стулья, открывали доступ в туалеты, разрешали позвонить. Прежде, чем сдать кровь, я простоял почти четыре часа. За это время я побеседовал с десятками людей, лучше всякого опроса общественного мнения понял, что они думают. Естественно, все говорили о происходящем, хотя никто не заявлял, что пришел из за событий. Говорили о своих родных и близких, застрявших в Городе или в пути, рассуждали о возможных виновниках, о шагах своего правительства. О знакомых, работавших в Центре международной торговли. Рассказывали о полицейских и пожарниках, погибших под развалинами. Никто не называл числа погибших, даже приблизительно. Мэр Нью-Йорка Джулиани сказал по телевизору, что даже не хочет думать об этом. Никто не позволял себе скороспелых выводов – ни СМИ, ни люди на улице. Поэтому дикими и неприличными показались отсюда сообщения из Израиля, где уже подсчитали 10 тыс. погибших, где министры наперегонки стали искать виновников и ответственных, и того хуже, раздавать оценки работе американских ведомств.

Здесь все это еще будет. Пресса и общественное мнение строго спросят со всех уровней администрации. Но устраивать танцы на крови, как это принято у нас в Израиле, здесь не стали. Большинство людей в очереди подозревало, что виноваты арабы: Бен Ладден, Саддам, Каддафи. Но никто не призывал сбросить на их голову бомбы. Никакой паники, траура не было и в помине. Радость арабов в Иерусалиме по поводу происходящего произвела на на американцев жуткое впечатление. Арафату большинство давало шанс за то, что выразил соболезнование. Лишь одна девушка, представившаяся медсестрой из Еврейского медицинского центра в Лонг-Айленд сити, спорила с молчаливым большинством, доказывая, что Арафату верить нельзя.

Люди стихийно сновали, в очереди, улыбались, разговаривали, но каким то чудом поддерживался порядок. Я стоял среди них и понимал, что там стоит Америка. И еще понимал, почему именно с такой Америкой стоит дружить.

Михаэль ДОРФМАН

Russian NY